Норвежские авторы	2009 - Год Гамсуна	Статьи о литературе
Литературные события	Норвежская классика	О писателях Норвегии
Слово переводчика	Поэзия Норвегии	Литература Норвегии: краткая история
Книги и переводная литература	Норвежские сказки	Гамсун-2009
Год Гамсуна: мероприятия	Статьи о Гамсуне	Книги и рецензии
Малая проза Гамсуна	Интересное о Гамсуне	Гамсун в стихах и прозе
Гамсун и театр	Международная конференция в ЦДЛ	Эссеистика Гамсуна
Конкурс кукол - Сказочная страна Гамсуна	Дни Гамсуна в Санкт-Петербурге

А.Сельницин - "Дикий хор" и поэтическое творчество Кнута Гамсуна

Подавляющему большинству читающей публики Гамсун известен как прозаик, романист. Относительно немногие знакомы с его драмами, и ещё менее он известен как поэт. До недавнего времени его поэзия была практически не известна русскому читателю. Но вышедший в 2006 году сборник «Мечтатели», где были опубликованы новые переводы его стихотворений из сборника «Дикий хор», открыл творчество классика норвежской литературы с новой стороны.

Да, Гамсун был поэтом не только в переносном (кто не помнит его глубоко поэтические описания норвежской природы, пусть и написанные прозой!), но и в самом прямом, формальном смысле этого слова. Стихи он писал, как и многие, с юных лет[1], и в этом смысле показательно, что одна из его первых отдельных публикаций была именно стихотворной. Речь идёт о небольшой поэме «Свидание» (Et Gjensyn), изданной в Будё в типографии Альберта Фредерика Кнудсена в 1878 году. Вышедшая в том же году повесть «Бьёргер» также содержит ряд стихотворных фрагментов. Не менее показательно и то, что последняя книга Гамсуна – «По заросшим тропинкам» (Paa gjengrodde Stier) - также содержит стихотворные фрагменты.  

Таким образом, Гамсун писал стихи на протяжении всего своего творчества, охватывающего семь десятилетий. Но в то же время собственно поэтическое его наследие невелико. Единственный сборник стихов, изданный при его жизни, - «Дикий хор» (Det vilde Kor, 1904). В сборник, вышедший в свет 22 апреля в издательстве Gyldendal, вошли стихотворения разных лет (всего в первом издании их было 64). По мнению Рагнвалда Хёвика, они были написаны в период с 1890 по 1904 гг[2].

«Дикий хор» пришёлся на время активных творческих поисков Гамсуна. После блестящего дебюта в 1890-1894 гг., когда один за другим выходят «Голод», «Мистерии» и «Пан», писатель, ощущая творческий кризис, пробует себя в драматургии, новеллистике и путевых заметках. Из его романов «рубежного» десятилетия можно назвать лишь «Викторию» (1898) и повесть «Мечтатели» (1904). Поиск новых жанров и путей творчества был обусловлен стремлением расширить границы творчества, найти новые формы самовыражения, преодолеть кризис. Характерно высказывание писателя в письме 1898 года: «Я устал от романа, и всегда с презрением относился к драме; теперь я начал писать стихи, это единственное искусство, которое не только претенциозно и бессодержательно, а просто бессодержательно (intetsigende)»[3]. Обстоятельства жизни также сыграли свою роль: Гамсун постоянно нуждался в деньгах, и пытался заработать их, в том числе надеясь и на успех «Дикого хора». Сборник имел успех, но весьма скромный на фоне триумфа его ранних романов.

В 1908 году «Дикий хор» был переведён на немецкий язык. В письме к немецкому переводчику, без имени адресата, датированному 27 декабря 1908 года, Гамсун раскрывает секреты своего поэтического творчества. Он пишет о том, как рождаются его стихи – как и у всех поэтов, они возникают «в большей или меньшей степени под влиянием душевного настроения»: «Неожиданно зазвучит мелодия, перед внутренним взором возникнут краски, цвета, вдруг зазвенит, запоёт внутри тебя… Удивительно, насколько многообразны подобные состояния, у меня бывало так, что едва забрезжившее и ещё не оформившееся стихотворение оказывается вытесненным другим, новым, и я начинаю записывать это другое стихотворение на бумаге, и тут зачастую возникает какая-то строка, которая оказывается вообще в стороне от всего этого потока». И далее он пишет: «Собственно говоря, нет какого-либо существенного различия между тем, как я работаю над стихами и как над прозой. Большая часть моих произведений была написана ночью…  Самое лучшее время года для меня – лето. Многие из моих стихов я сочинил лёжа на траве в лесу[4]».

На русский язык стихотворения из «Дикого хора» были переведены ещё в начале ХХ века. Они были включены в пятитомное собрание сочинений (издательство А.Ф. Маркса, 1910) в переводах А. Соколовой, Г. Галиной, Льва Василевского. В советское время стихи Гамсуна выходили лишь в журнальной публикации в 1991 году[5]. В 2006 году вышел сборник «Мечтатели», куда вошло 19 стихотворений (если считать «Лихорадочные стихи» за одно произведение). Все эти стихотворения в переводе А. Шараповой можно прочитать на нашем сайте.

В плане тематики и содержания «Дикий хор» представляет собой довольно пёструю и разнообразную картину. Стихотворения сборника различны по форме, по тональности, лирический герой испытывает самые разные чувства – от лихорадочного томления и метаний до экстатического блаженства единения с природой. При этом многие темы стихотворений весьма «узнаваемы» и. можно сказать, очень «гамсуновские». Один из основных лейтмотивов сборника – любовь. Она показана во многих своих проявлениях – это и кипящая страсть («Летняя ночь», «Властитель», «Лихорадочные стихи»), и приглушённая боль воспоминаний («Над клавишами», «Кольцо»), и счастье душевного единения вопреки земным обстоятельствам («Весна нашей юности»). В последнем стихотворении ярко звучит ещё один вечный гамсуновский мотив – мотив скитальчества, неустроенности человека, у которого нет не то что дворца – даже скромной лачуги:

Ну, а если нет и лачуги?

Если просто бродяга я?

Если куртку я занял на время

И под ней нет даже белья? (здесь и далее пер. А. Шараповой)

Но всё материальное для лирического героя и его возлюбленной не имеет значения. Девушка готова любить его таким, какой он есть, - без дома, без белья (здесь имеется в виду не столько физическая, сколько душевная обнажённость, подразумевающая непосредственность, искренность и чистоту помыслов). Настоящей любви не нужны дворцы с огромными залами и бесчисленными слугами. Любопытно также, что в стихотворении просматривается мотив плутовской игры – ведь сначала герой рассказывает девушке небылицы про дворцы и слуг, потом говорит о том, что у него есть «избушка», а героиня постепенно «развенчивает» его фантазии, как шелуху, сдирая с него внешнее, суетное. Она понимает, что это – не столько ложь, сколько игра фантазии, без которой мир будет скучнее.

В «Летней ночи» (Sommernat) тема любви внешне не столь ярко выражена, она звучит как бы даже мимоходом, но здесь Гамсун вписывает человеческую любовь в контекст вселенской мистерии, «вечного» небесного «трепета». Образ неугомонных мотыльков подчёркивает идею мимолётности и хрупкости жизни, подспудно призывая ценить каждое мгновение, прожитое на земле, и наслаждаться им. Также мы видим здесь характерный для Гамсуна лёгкий налёт эротизма, когда интимная сцена обозначается парой ярких штрихов («как огонь легка, к нему в объятья кидается она, сбиваясь с ног», «В траве густой они приют находят»). Ещё более фривольно и жизнерадостно Гамсун рисует отношения полов в стихотворении «Все ушли» (Alle borte), где доминирует «легкомысленное», игровое начало.

«Лихорадочные стихи» (Feberdigte) можно назвать «сердцевиной» сборника, его основным «нервом». Цикл из десяти небольших стихотворений выделяется как в формальном, так и в идейно-содержательном аспекте. Гамсун прибегает здесь к вольностям стихосложения, экспериментируя с размером и ритмом. В самом начале мы видим трагедию человека «конца века», утратившего связь с возлюбленной, «миром» и «Господом Богом». Так любовное переживание приобретает экзистенциальный, вселенский масштаб. За окном осень – время заката, подведения итогов, и герой задаётся вопросом: «Зачем же людям так долго жить?» - В третьей строфе мы видим его метания, резвую перемену настроений – от проклятий в адрес Альвильды[6] до её благословления. Герой на грани безумия, он не видит смысла в жизни, особенно в том, для чего человеку даны «сердца и умы», он обращается к природе, но она безмолвна. «Цветок, напоённый ядом», зреет в его душе, и этот яд способен отравить окружающих, герой в своём буйстве готов привязать возлюбленную к коню и загнать её, чтобы она «сдохла в пыли». Такова любовь гамсуновского героя – любовь без границ, не знающая куртуазной утончённости и условности, любовь непосредственная и ничем не сдерживаемая, эгоистичная и разрушительная.

В предпоследнем отрывке герой видит почти апокалипсические, потусторонние видения – «первый день творенья» (исток всего сущего), при этом он ощущает себя «новорождённой жизнью». Но стремится он в «густой туман», во «владенья Смерти». Он – Вселенная, жаждущая уничтожить самоё себя. Вселенский масштаб трагедии отдельно взятого лирического героя показан здесь ярко и потрясающе.

В финале же мы видим другое настроение: приходит весна, герой успокаивается – хотя душа его «холодна» и «жестока» под влиянием былых переживаний. Герой стареет, устаёт от жизни, но при этом «бодр и весел». «Нищий повелитель», он отправляется «в леса» - вновь мы видим здесь, с одной стороны, мотив «скитальчества», с другой – ухода, «возвращения» к природе. В то же время и здесь присутствует ощущение хрупкости бытия – герой признаётся, что ночами он слышит, как кто-то «точит косы» (намёк на жатву, смерть и, возможно, даже Страшный суд). И завершается «лихорадочный» цикл «мессой», творимой «лесным органом», которую слушает кто-то, чей лик виден в небесах. Вся эта картина вызывает довольно противоречивые чувства, что в общем характерно для Гамсуна – с его стремлением изобразить всю полноту жизни и впечатлений от неё, как позитивных, так и негативных.

В ряде стихотворений Гамсун ярко демонстрирует свой пантеизм – в этом плане особенно характерно «Место погребения» (Et Gravsted). - «Я сын твой, лес», - признаётся герой, желая умереть не как все, «среди подушек и простыней», а в лесу, в таком месте, где никто не бывал. Смерть – глубоко интимная мистерия, которая должна быть скрыта от посторонних глаз. Своё более не нужное тело герой готов отдать на растерзание лесным обитателям - пускай они «славно попируют». Здесь не обходится без доли натуралистичности, но Гамсун стремится сделать картину не абстрактной, а наглядной, поэтому несколько даже грубоватый тон поэта и его героя здесь оправдан: и тот, и другой – простые люди, естественные и чуждые условностей, говорящие без обиняков. Вместо заупокойной герою будут петь птицы, и даже уханье сыча слушается как отрадная сердцу мелодия. А напоследок ветер укроет кости героя листьями. Такое погребение – лучшее, о чём может мечтать гамсуновский герой.

«Остров в шхерах» (Skærgaardsö) также посвящён теме природы, но в нём мы слышим совсем другую тональность: мягкий лиризм, возвышенность чувств, почти религиозный трепет, который герой испытывает к растущим на острове цветам. Любопытно, что в стихотворении присутствует мотив перерождения (когда герой чувствует «трепет воспоминаний», ибо сам когда-то был цветком). Этот мотив, а также образ «волны нирваны», появляющийся в последней строке, явно навеяны философией буддизма. Причём понятие «нирваны» можно понимать двояко: либо просто как достижение состояния покоя и просветления, либо выход за пределы Сансары (цепи перерождений), в состояние отсутствия страданий и абсолютного покоя. 

Пристального внимания заслуживает и стихотворение «Когда пройдёт сто лет» (Om hundrede Aar er alting glemt), которое во многом является «программным» для Гамсуна. В четырёх строфах, где рефреном выступает строка «Забудется всё, как сто лет пройдет», показана жизнь поэта и писателя, причём эта жизнь – «естественно» человеческая, в которой, помимо работы за столом, есть место буйным увеселениям и столь же неистовым терзаниям души (что было характерно для жизни и самого Гамсуна). В первой строфе мы как раз видим страдания героя, его ощущение «краха», и здесь рефрен звучит как некое утешение. Далее, во второй строфе, настроение героя резко меняется – он не просто «повеселел», он – «тролль» и «бес», он напивается допьяна и обманывает самого Господа. При этом он осознаёт, что это – грех, но даже если грехов «невпроворот», это не тяготит героя, ибо: «Забудется всё, как сто лет пройдет». В третьей строфе этот рефрен воспринимается уже как символ конца, завершения жизненного пути, и герою уже не столь важно, каким будет этот конец: он готов, уставший от «борений» жизни, успокоиться «во мгле бездонной». Но всё же такая жизнь – не для Гамсуна и не для его героев. И в четвёртой строфе герой готов биться назло всем грозам жизни, писать книги и умереть «великим моголом прозы и дворянином рифмованных строк». Но тут же появляется гнетущая мысль: что толку писать, если опять же «забудется всё, как сто лет пройдет»? В этом видится не просто ирония, но и самоирония Гамсуна. Но писатель оказался не прав: прошло уже больше ста лет, а его произведения до сих пор любимы разными поколениями читателей во многих странах.

О предназначении поэта и его роли Гамсун писал также в стихотворении «Поющий в лесу» (Sangen i Skoven), где поэт – нищий, бродяга, обезумевший от тягот жизни – не просто поёт, а «рвёт» воздух «в лесной глубине». Эта жуткая песня, звучащая из самых глубин души, выстраданная и искренняя, звучит упрёком мирозданию. Но Господь слышит её и говорит, что она правдива. И недалёк Судный день, когда каждому воздастся по заслугам. Таковым было ранее творчество Гамсуна – «выстраданным», неистовым и пронзительно искренним.

Название сборника выбрано отнюдь не случайно. В самом деле, здесь мы слышим «хор» разных голосов, порой противоречивый и нестройный, но в любом случае перед нами – многоголосие, полифония чувств, настроений и тональностей. Эпитет «дикий» можно понимать как «естественный», «необузданный», что вполне вписывается в контекст творчества Гамсуна. «Дикий хор» - это жизнерадостный, почти сладострастный гимн природе, человеку и жизни во всех её проявлениях, с её радостями и горестями. 

При последующих изданиях сборник подвергся значительной переработке. В 1916 году в ходе подготовки собрания сочинений Гамсун предпринял значительные изменения, во-первых, в орфографии, желая сделать её более «норвежской». Помимо этого, часть стихов была исключена, и добавлены новые. Впоследствии сборник перерабатывался при издании в 1921 году, а в 1927году даже получил новое, слегка видоизменённое название Vildt Kor[7].

Отметим, что в дальнейшем Гамсун критически относился к своим стихотворным опытам, в том числе и к изданному сборнику. В своей последней книге «По заросшим тропинкам» он писал о стихах сборника: «…Не только очарования им не хватало, но ещё много чего, короче говоря, всего. Я нахожу это у других, чужие стихи могут растрогать меня до глубины души, но сам я их слагать ну умею. Я… напрочь убиваю стихи своей рассудочностью. (…) Не помню, это Кёниг или кто-то другой уговорил меня издать сборник, как бы то ни было, я совершил глупость. (…) Я зол на самого себя за тот сборник, однако сделанного не поправишь. Если кто-нибудь станет его листать, может, он и обнаружит там проблески поэзии, но только проблески. И ещё я помню, до чего этот сборник был мне безразличен. Я ничего не отбирал, взял стопку листков, положил в большой конверт и отослал Кёнигу[8]».  Правда, далее писатель признаётся: «…Кропанье виршей занимало меня и доставляло мне радость. Бывали чудесные мгновения, бывали проблески[9]». 

Как бы писатель ни был самокритичен, очевидно, что эти «проблески» стали неотъемлемой частью его творческого наследия и во многом помогают глубже понять его творчество и личность.

А.Сельницин - "Дикий хор" и поэтическое творчество Кнута Гамсуна