Впервые Нансен увидел ее в феврале 1888 года на холме Фрогнер возле Кристиании. Вот как описывает ту встречу дочь Фритьофа и Евы:
«Самая первая их встреча произошла у Фрогнерсетера задолго до гренландской экспедиции. Однажды Фритьоф возвращался с лыжной прогулки в Нурмарке и вдруг заметил пару лыж и белый от снега зад, торчащий из сугроба. Из любопытства он остановился. Из сугроба показалась вся залепленная снегом голова, и на него глянули большие черные глаза. Это была Ева. Они представились друг другу, немного посмеялись и разошлись – каждый своей дорогой. Вот и вся встреча».
Фритьоф знал, что встреченная им Ева Хелена Сарс (1858–1907) – известная камерная певица, дочь священника и одновременно одного из самых известных зоологов Норвегии профессора Микаэля Сарса (1805–1869) и сестры известного норвежского поэта Юхана Себастьяна Вельхавена Марен Катрине (1811–1898).
«Ева Сарс Нансен – одна из самых выдающихся исполнительниц романсов. Ее манера пения похожа на нее саму – без малейшего следа сентиментальности, естественная и отражающая всю полноту и серьезность чувств исполняемого произведения», – так писали критики о концерте Евы в Бергене в мае 1895 года.
Ева выросла в атмосфере всеобщей любви и заботы и «культивирования» интеллектуальной жизни в литературном салоне своей матери. Уже с раннего детства стало ясно, что у девочки необыкновенные музыкальные способности, и с Евой стали заниматься известные педагоги по музыке. Еще она прекрасно рисовала, унаследовав этот дар от отца, который иллюстрировал собственные книги по зоологии, и ее отдали в художественную школу, где она с удовольствием училась рисовать, но в результате победила все-таки любовь к музыке.
В 1881 году Ева Сарс с успехом дебютировала в Музыкальном обществе, а затем с не меньшим успехом гастролировала по Норвегии. В 1886–1887 годах она училась в Берлине у знаменитой французской певицы мадам Дезире Арто. Голос Евы, по всеобщему признанию, не отличался особой силой, зато был необыкновенно чист и звонок. Девушка выбрала правильный путь и стала специализироваться на исполнении романсов, совершенствуя дикцию при пении и драматическое толкование исполняемого текста. До встречи с Нансеном она была уже очень известна, много гастролировала по всей Скандинавии.
Характер у Евы был сильный – она всегда отличалась независимостью, а порой и строптивостью, уверенностью в себе и своих суждениях, всегда самостоятельно принимала решения, не заботясь о мнении общества. И еще она была прекрасной спортсменкой.
В конце XIX века в Норвегии продолжали смотреть на увлечение лыжами как на не самое приличное занятие для женщины из хорошей семьи. Многие девушки были вынуждены подчиниться негласному запрету, но только не Ева.
Она много и с удовольствием каталась на лыжах – и даже придумала женский костюм для лыжных прогулок, вдохновленная народным костюмом саамов. Одним из украшений костюма стали три полоски по низу шерстяной юбки. В статье в 1893 году в «Верденс Ганг» Ева Сарс (к тому времени уже Сарс Нансен) писала: «Должна признать, что всякий раз радуюсь, когда встречаю возвращающихся с лыжной прогулки домой юных девушек, лица которых, раскрасневшиеся от мороза, сияют от счастья».
Словом, Ева Сарс была достойной партией полярному исследователю, настоящим идеалом «новой женщины» – сильной, независимой, спортивной.
В преддверии свадьбы «Северные музыкальные новости» писали: «Если Ева Сарс не покончит после замужества со своей музыкальной карьерой, это будет большой радостью для всех любителей музыки».
Маленькая хозяйка большого дома
Нельзя сказать, чтобы родственники Нансена сильно обрадовались известию о предстоящей свадьбе: все-таки Ева Сарс была избалованной и известной певицей, любимицей своей семьи. Тогда и предположить никто не мог, как сильно изменит Еву любовь – и какие трудности и лишения она будет готова преодолеть ради своего дорого Фритьофа.
Свадьба двух знаменитостей состоялась 6 сентября 1889 года.
Лив Нансен писала, что отец утверждал: «Жизнь началась с Евы». Их связывала на протяжении всей жизни страстная любовь, в том нет сомнений. «Они с отцом были очень разные – и внешне, и внутренне, – вспоминала дочь. – Но они оба были художниками, личностями прямолинейными и сильными. Оба не терпели неправды и мелочности, оба любили природу – лес, горы, любили друг друга». И еще: едва сделав предложение, он предупредил ее: «Я должен отправиться на Северный полюс». А она и не возражала, понимая, как важна для Фритьофа его работа.
Фритьоф сначала не хотел венчаться и даже подумывал выйти из государственной церкви, что очень не нравилось (по вполне понятным причинам) семье невесты. Это не могло не вызвать неприятностей и осложнений в обществе. Однако Ева была готова уступить и жить в гражданском браке (неслыханное вольнодумство для того времени!), но тут Нансен все-таки решил пойти в церковь – и венчался при огромном стечении народа. Зевак была так много, что они чуть не задавили будущую тещу, Ева закричала – и жених вовремя пришел пожилой женщине на помощь.
Вместо веселого свадебного путешествия пара поехала в Англию на географический съезд, который длился неделю. Когда съезд кончился, Ева взяла реванш – по ее просьбе (выраженной в ультимативной форме: «Либо я уезжаю – либо ты проводишь время со мной!») Фритьоф отказался на время от интервью и докладов, и они провели три сказочные недели в Лондоне, а затем шесть чудесных дней в Париже.
Очень оригинально был отпразднован и первый совместный Новый год — лыжным походом на гору Норефьель.
В первые годы Нансены жили очень дружно. Ева всегда была для Фритьофа не только женой, но и верным другом. Она даже собиралась отправиться с мужем на Северный полюс. В одном из писем она утверждала: «Если ты не возьмешь меня с собой на Северный полюс, я умру». Однако вскоре это стало невозможно по объективным причинам – она ждала ребенка.
Ева страстно желала родить ребенка – и была счастлива, когда весной 1890 года поняла, что беременна. Но на третьем месяце случилось несчастье – у нее произошел выкидыш. «Ева скорбела не только об умершем ребенке. Она была огорчена тем, что останется совсем одна, когда Фритьоф уйдет в экспедицию к Северному полюсу, – писала их дочь Лив Нансен-Хейер. – Ей нужен был ребенок – частичка Фритьофа, если же его не будет, то она должна быть вместе с мужем на борту "Фрама"».
Вскоре она вновь забеременела, и ребенок родился в срок – это был мальчик – но умер через несколько часов. Горе Евы было безгранично. Фритьоф утешал ее, как мог, но должен был думать не только о постройке знаменитого «Фрама», но и об обеспечении Евы на время экспедиции. И уехал в Англию с лекциями о переходе через Гренландию и о своих «любимых эскимосах» (выражение самого Нансена). Но, несмотря на успех и чрезвычайную занятость, Нансен скучал по своей Еве-лягушечке (в ответ она называла его «мой страшненький поросенок»).
Вскоре пара переехала в новый дом, и в роскошной гостиной стали часто собираться гости. Ева, воспитанная в семье, где чтили искусство и литературу, и сама стала прекрасной хозяйкой. Она не только успевала следить за хозяйством, но и каждое воскресенье устраивала «открытый салон». Она в равной степени обладала остроумием, талантом и красотой и на своих вечерах устраивала домашние концерты.
Лишь с третьей попытки у пары появился долгожданный малыш, и 8 января 1893 года родилась дочь, которой дали имя Лив – «Жизнь». Это было настоящим подарком судьбы, тем более что Нансен уже совсем скоро должен быть отплыть в экспедицию. Девочка оказалась копией Фритьофа, и Ева пишет подруге: «Моя дочка – настоящее утешение для меня. Она похожа на Нансена. И спасибо за это Господу!»
Самое трудное – ждать и никому не показывать вида!
А вскоре Нансен отправился покорять Арктику. Несколько недель после ухода «Фрама» Ева провела взаперти и никого не принимала. Первые заметки о гибели экспедиции на «Фраме» она прочитала в английских газетах, но вскоре норвежские газеты опровергли трагическое сообщение. Жить в неведении было ужасно, но назло всем сочувствующим и злорадствующим Ева всегда была сдержанна и весела, и общество тут же осудило ее за легкомыслие. А сама она позже призналась мужу, что частенько подумывала в эти дни о самоубийстве и удержала ее от этого шага лишь малышка-дочь.
Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостного неведения, Ева взяла учеников и усердно занималась с ними музыкой, а затем вновь стала гастролировать.
Первый концерт состоялся в Копенгагене в октябре 1894 года. Возвращение на сцену было триумфальным. В голосе Евы Нансен появилась такая страсть и такая глубина чувств, которой не было у Евы Сарс.
Однако публика и не подозревала, какие бури бушуют в душе Евы. Она не только переживала за Фритьофа, но и безумно боялась потерять его бесценный дар – маленькую Лив. Она никогда не начинала концерт, не получив телеграмму из дома. Однажды Ева чуть не сорвала концерт в Гётеборге, когда, вопреки заведенному ею порядку, не пришла вовремя телеграмма со словами «Все в порядке, Лив здорова». Лишь получив телеграмму, она смогла выйти на сцену.
Нервное напряжение, в котором жила Ева, трудно преувеличить. Никто не знал, что стало с «ее драгоценным мальчиком». Она слышала самые разные слухи: то, что Фритьоф со всей экспедицией погиб во льдах, то – что она добрался до полюса и открыл новую землю.
И как же она была счастлива, когда «ее дорогой мальчик» вернулся домой!
Не только жена, но и личность
Нансен, вернувшись из экспедиции к Северному полюсу, оказался не только победителем, но и заложником собственной славы и триумфа — люди по всему миру прославляли его и хотели видеть с лекциями. Поэтому сразу по окончании путешествия Фритьофу пришлось часто уезжать из дома.
Всегда и во всем привыкнув быть первым и «начальником», Фритьоф с удивлением обнаружил, что дома его ждет не просто любящая и терпеливая жена, но сильная личность и известная певица.
Три года в одиночестве закалили избалованную дочь Сарсов, и она стала настоящей хранительницей семейного очага. Живя в томительном неведении долгие годы, она стала сильнее, а воле ее мог бы позавидовать любой полярник. Нансен в какой-то момент понял, что дома он уже не единовластный господин и правитель.
После возвращения своего «дорого мальчика» Ева ожидала, что Фритьоф будет целиком ее. Но все нескончаемые празднества и турне лишили ее всякой надежды на спокойную семейную жизнь.
Кроме того, совершенно неожиданно одной из причин проблем в отношениях Нансенов стала малышка Лив. Фритьоф всегда привык быть в центре внимания – а сейчас свою любовь Ева делила между ним и дочерью. И Нансену это не нравилось. Когда он читал Еве написанные им отрывки из книги о «Фраме», то тут же начинал жаловаться, что она слушает его из вежливости. А той надо было не только уделять внимание мужу и дочери, но еще и заниматься домашними делами.
Она продолжала гастролировать, и в конце 1896 года на три месяца Фритьоф остался «на хозяйстве» один (конечно, в окружении нянек и прислуги). Пожалуй, письма того периода – самые трогательные за все последующие годы: отец забавно жалуется на малышку, которая мешает ему работать, и с юмором описывает всё происходящее дома.
Свой последний официальный концерт Ева дала в ноябре 1899 года, где впервые исполняла вокальный цикл «Девушка с гор» по поэме Арне Гарборга. Григ выбрал для цикла восемь песен, чтобы они стали «лучшими песнями, которые он когда-либо писал». Созданы они были специально для Евы Нансен. Гарборг присутствовал на этом концерте, а после написал композитору: «Я так горд, так беззастенчиво горд, что вы смогли использовать эти песни». Еве же он сказал, что она не только пела, но и была главной героиней поэмы.
Осенью 1897 года наступает черед Фритьофа уехать в турне с лекциями по Америке. Ева сопровождать его не могла – она вновь ждала ребенка. Турне по Америке должно было принести Фритьофу деньги, которые он планировал использовать не только на постройку нового дома, но и на экспедицию к Южному полюсу. Об этих планах Нансена Еве сообщил друг семьи Мольтке Му, и она с горечью пишет мужу: «Ты действительно вновь собираешь уплыть от меня? Скажи мне о своих планах. Мне будет легче…» Легче ей в тот момент вряд ли могло бы стать, потому что Фритьоф вновь пустился во все тяжкие. Он, к сожалению, никогда не был верен своей жене.
Бедный мой, он опоздает…
Постепенно Ева и Фритьоф все больше отдалялись друг от друга, хотя в их отношениях всегда присутствовали любовь, страсть и ревность.
Нансен все больше и больше уходил в политику. Выполняя поручения норвежского правительства, он переезжает из города в город – Копенгаген, Лондон, Берлин… Наконец его назначают первым послом Норвегии в Лондоне.
Дочь Нансенов вспоминала:
«Родители понимали, что нельзя больше расставаться так надолго и так часто, и вскоре начали подумывать, не лучше ли будет всей семьей переехать в Лондон. Но когда дошло до дела, мама из-за детей (а их в семье было пятеро) передумала. Отец не разделял ее страхов, но не хотел показаться эгоистом. Во всяком случае, ему надо было осмотреться и подыскать дом для семьи.
Каждый из них думал о своем. Фритьоф переживал, что за последний сумбурный год они с женой отдалились друг от друга. Они уже не были так откровенны друг с другом, как прежде, притом по его вине. Отец замкнулся в себе и не мог преодолеть этой замкнутости. Мама делала вид, что ничего не случилось. Она никому не показывала, как ей тяжело. На людях она держалась, хоть это и нелегко ей давалось.
Дома было куда хуже. Я уже подросла и понимала, что что-то неладно. Иногда у мамы делалось такое задумчивое лицо, что я даже пугалась: брови нахмурены, так легко улыбавшиеся раньше губы крепко сжаты, словно она принимает какое-то важное решение. Меня пугало ее лицо, я привыкла следить за его выражением. Как-то вечером я зашла в гостиную пожелать ей доброй ночи, она сидела за столом и писала отцу. Увидев меня, она быстро отложила лорнет и торопливо вытерла глаза. Но было уже поздно.
«Что-то случилось, мама?» – спросила я. Так все выяснилось, и мы совершенно естественно заговорили об этом. «Только то, – сказала мама, – что твой отец за последний год стал другим. Словно его подменили». Дома он все время чем-то занят – либо работой, либо политикой, либо думает о чем-то своем, словно мамы для него не существует. Он пишет маме милые ласковые письма, но даже в письмах нет былой откровенности. Мама думала, что он кем-то увлечен, ведь такое случается. Но его не в чем упрекнуть. Тут уж ничего не поделаешь, возможно, всё у него пройдет, и он станет прежним. Надо надеяться и не вешать носа…».
Лето 1907 года семья проводит вместе в горах Норвегии, затем Нансен уезжает в Лондон, но обещает вернуться к новому 1908 году.
7 декабря Еве Нансен исполнилось 49 лет. Фритьоф послал ей поздравительную телеграмму, а в ответ получил убийственное известие: «Вчера прекрасно себя чувствовала, сегодня, к сожалению, сильный кашель и перебои в работе сердца. Доктор Йенссен».
9 декабря доктор отправляет срочную телеграмму: «Супруге, к сожалению, стало гораздо хуже ночью. Состояние чрезвычайно опасное». Фритьоф сломя голову мчится домой, но не успевает…
Ева же знала, что ее «дорогой мальчик» едет домой, и все время неотрывно думала о нем. Почувствовав близость конца, она произнесла: «Бедный мой, он опоздает»…
Материалы по теме:
Мария Ольшанская - Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене
Наталия Будур - ФРИТЬОФ НАНСЕН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ
Оригинал статьи см. на сайте портала «Норвегия - официальная страница в России» по адресу:
http://www.norvegia.ru/News_and_events/culture/news/Eva-Nansen---in-the-shadow-of-the-great-man/#.Uj6tDdK-3Tr
Автор: Наталия Будур
Иллюстрация 1: Ева и Фритьоф Нансен (1897).
Иллюстрация 2: Ева и Фритьоф Нансены с семьей в Пулхёгде. Впереди слева Ирмелин (1900-1977), Одд (1901-1973), Коре (1897-1964), Лив (1893-1959) .
Фото: National Library of Norway
-----------------------------------------------------------
Опубликовано: БНИЦ/Шепелев К.В. Источник:Посольство Королевства Норвегия в Москве