Харальд Нэсс - Последние годы жизни Гамсуна
Перевод с норвежского Наталии Будур
Последний роман Гамсуна - «Круг замкнулся», - написанный в 1936 году можно назвать заготовкой или болванкой. Писатель, живущий в достатке на своем собственном большом хуторе, был просто не в состоянии закончить книгу и воплотить целиком в действительность свой замысел. Но политические искания Гамсуна до и во время Второй мировой войны все равно сделали так, что круг замкнулся. Эти годы принесли с собой одиночество, суд и потерю всех земных ценностей, привели к новой бедности и нужде, которые были знакомы Гамсуну в те времена, когда он писал роман «Голод», - семьюдесятью годами ранее. И эта новая ситуация позволила Гамсуна вновь обрести способность к творчеству. На девяностом году своей жизни он создает и издает свою последнюю книгу «По заросшим тропинкам». По форме эта книга напоминает лишь одно произведение, созданное Гамсуном ранее,а именно - «В сказочной стране», путевые заметки о поездке Гамсуна в Россию в 1899 году.
В книге «По заросших тропинках» вновь возникает ситуация, столь знакомая нам по русской литературе - тема унижения героя и тема наказания за преступление. Я хочу поговорить как раз об этих последних годах жизни Гамсуна, отраженных в письмах - количеством более семи сотен, - которые составили IV том эпистолярного наследия Гамсуна. Моей цельюявляется концентрация на понятии «одиночество», ия постараюсь показать, как Гамсун - выдающаяся личность и самый известный писатель Норвегии - потерял все свои связи и контактыс окружающим миром и остался в полном одиночестве, но смог в конце своей жизни завязать новые отношения с людьми и признать свои ошибки. Я хочу поговорить об отношениях Гамсуна со своим издателем, Харальдом Григом, другом Кристианом Гирлёффом и женой Марией, а также дочерью Викторией.
Гамсун познакомился со своим издателем Григом в 1926 году, а в августе 1931 года они стали близкими друзьями и часто встречались, последний раз - в июне 1940 года.
Сигурд Эвенсму рассказывает так об этой встрече: «Григ принял Гамсуна в своем кабинете и чувствовал себя довольно скованно, но говорил с ним как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло». Через полгода Грига арестовали, и он провел 14 месяцев в заключении в Грини. Туре Гамсун, который занял пост директора издательства «Гюльдендаль» после Грига, был на приеме у Тербовена в Скаугуме и объяснил ему, как важна для него как директора издательства поддержка и помощь Грига. Через день после этого визита Грига выпустили из тюрьмы.
Гамсун, который на протяжении почти 20 лет ежедневно общался в той или иной форме с Григом, никак не мог примириться с тем, что после войны никогда ничего от него не получал и ничего не слышал. После того, как Гамсуна выпустили из психиатрической клиники, он писал Григу (письмо от 22 марта 1946 года):
«Дорогой Григ, я никак не могу понять, что произошло между нами - тобой и мной. Причиной этого не может быть мое так называемое «предательство родины», это наверняка что-то другое. Я никак не могу понять, что именно, и если ты объяснишь мне это, я буду тебе искренне благодарен. Я, понятное дело, умер для Норвегии и всего остального мира, но ведь не это ты пытаешься показать мне? Тогда в чем причина произошедшего? Я хочу спросить тебя от всего сердца, что такого я сделал или, наоборот, не сделал. С приветом Кнут Гамсун».
На это послание Григ ответил неделю спустя:
«Дорогой Гамсун. Ты удивляешься по поводу того, «что произошло между нами - тобой и мной». Ответ прост: в борьбе не на живот, а на смерть мы стояли по разные стороны баррикад - и продолжаем делать это и сейчас. В мире мало людей, которыми я восхищался так сильно, как тобой, и мало людей, которых я любил так же сильно, как тебя. И никто более не разочаровал меня, чем ты. Я понял из твоего письма, что наш разрыв причиняет тебе боль. И я хочу, чтобы ты знал. Он причиняет и мене боль не меньшую. С приветом Харальд Григ».
В ответ Гамсун написал свое последнее из 180 писем к Григу:
«Дорогой Григ. Благодарю тебя за твое письмо. Это был настоящий подарок. Более мне нечего сказать. Твой Кнут Гамсун».
Своему сыну Туре Гамсун написал несколько дней позднее:
«Хорошо, что я получил ответ - каков бы он ни был.Он я не вижу в нем смысла. Это пустой звук обвинять меня в участие в «борьбе не на живот, а на смерть».»
Совершенно очевидно, что для Гамсуна различие в политических взгляд не являлись основание для разрыва старых дружеских отношений. Друг Гамсуна, шведский художник Альберт Энгстрём, всегда посылал свои книги в Нёрхольм, хутор Гамсуна. В одной из них он поднял на смех Гитлера, и благодарственном письме Гамсун пожурил его за это, но на дружбу это инцидент не повлиял.
Отношения Гамсуна к вопросам чистоты расы, национальности, социального положения и политических взглядов во многом совпадают со взглядами Жана Ренуар, выраженными им в его знаменитом фильме 1937 года «Большие иллюзии». На фоне прошлого -Первой мировой войны - великий французский режиссер показывает человеческие отношения - между французским и немецким офицерами, между французским аристократом и простым рабочим, между солдатами разных национальностей - французами и евреями, между немецкой женщиной и двумя французскими военнопленными. Фильм глубоко гуманистичен, что характерно и для всех книг Гамсуна, но который Григ не смог или не захотел признать из-за отношения к писателю народа. И отношение народных масс было, судя по всему, причиной того, что Григ ждал целый год с изданием книги «На заросших тропинках». Лишь только когда швейцарские и шведские издатели пригрозили издать книгу раньше «Гюльдендаля», Григ поторопился с отправкой рукописи в типографию в Норвегии.
Письма Гамсуна послевоенных лет содержат много разочарованных слов о старом друге. Но, как говорится, время лечит все раны. Сигрид Стрей пишет, что, когда она последний раз видела в Нёрхольме Гамсуна 7 мая 1951 года и показала ему новый каталог «Гюльдендаля» с фотографиями самого писателя и полного собрания его сочинений, он разрыдался. «Какую весть Вы принесли мне, - сказал он. -И я смог дожить до этого мгновения. Вот что сделал для меня Григ!»
В своей книге «Воспоминания издателя», вышедшей в 1958 году, Харальд Григ пишет о своей дружбе с Гамсуном с юмором и теплом. И вообще ничего не говорит о тяжелом периоде их дружбе во время и после войны. И десять лет спустя, во время нашего разговора с Григом в его кабинете в издательстве, он вспоминал с радостью о годах дружбы с Гамсуном.
История дружбы Гамсуна с Кристианом Гирлёффом более трагична. Гамсун познакомился с Кристианом Гирлёффом во время борьбы за независимость Норвегии в 1905 году, письмо 1911 года говорит о том, что они очень сблизились, но стали настоящими друзьями лишь в 1946 году.
Гамсун писал своей дочери Виктории: «Самое ужасное, что после четырех месяцев проведенных в сумасшедшем доме - или психиатрическом отделении больницы - в Осле, когда меня забирал один мой друг, я был больше всего похож на желе».
Другом, который забрал Гамсуна из психиатрической клиники и перевез его в дом престарелых в Ландвике был Кристиан Гирлёфф.
В течение последующих трех лет он был ближайшим и верным другом и помощником Гамсуна, терпеливо выслушивал длинные объяснения писателя и доставал ему необходимые или доставляющие удовольствие вещи - от мыла для бритья и черного сапожного крема до хороших сигар.
Самое главное для нас то, что именно Кристиан Гирлёфф предложил Гамсуну написать книгу воспоминаний и переживаний и неизменно поддерживал его в работе.
«Ты прав, вечно прав, - писал Гамсун 1 декабря 1946 года. - Я попробую что-нибудь написать. Но ты слишком уж давишь, говоря, что я должен написать книгу. Этого не произойдет».
Но это произошло, и именно эта книга положила конец их дружбе. Два с половиной года спустя Гамсун написал Гирлёффу:
«Сегодня ты написал мне, что в рукопись книги внесены лишь незначительные правки и ничего не стоит убрать их во второй корректуре. Будь так любезен, сообщи мне, какие именно незначительные правки были внесены в рукопись».
Гамсун сам правил те места, которые считал плохо написанными, но «незначительные правки» Гирлёффа касались совершенно других вещей, а именно необходимости убрать имя Габриэля Лангфельдта, на чем настаивал Григ и что, как он надеялся, мог уговорить сделать своего друга Гирлёффа.
Григ пытался уговорить адвоката Гамсуна Сигрид Стрей повлиять на Гамсуна. И ей был дан четкий ответ: «Вы и Григ должны выказать уважение к старому писателю и его желанию защититься, поэтому не вмешивайтесь в то, что он пишет именно так, а не иначе в своей книге... Говорю последний раз: я не выброшу имени Габриэля Лангфельдта из своей книги».
Госпожа Стрей впала в немилость, зато Гирлёффу пришлось еще хуже. Он в течение нескольких недель продолжал настаивать на исключении имени Габриэля Лангфельдта из книги, в создании которой, как ему казалось, он принимал участие, и в результате в июле Гамсун написал следующие строки - на мой взгляд, худшие во всех 3 000 писем Гамсуна:
«Семейству Гирлёфф, Скотёй. Господин Кристиан Гирлёфф знает, что более я не намерен отвечать ему. Тем не менее он позволяет себе забрасывать меня письмами и бандеролями, которые никогда не будут мною вскрыты. Мне никогда не доводилось слышать или читать о подобном бесстыдном поведении взрослого человека. И я прошу его семью защитить меня от посягательств. Кнут Гамсун».
Мне представляется верным предположить, что большинство почитателей творчества Гамсуна не одобрят этого его письма. Но, с другой стороны, мы не должны забывать и чувств Гамсуна по отношению к Лангфельдту. И дело не только в том, что четыре месяца, проведенных в психиатрической клинике превратили подвижного и здорового восьмидесятивосьмилетнего человека в «желе», как неоднократно писал в своих письмах Гамсун. Основная причина заключается в отказе Лангфельдта вернуть письменные ответы Гамсуна на вопросы профессора, ответы, которые должны были стать значительной частью рукописи книги «на заросших тропинках».
История с Гирлёффом показывает, что художник Гамсун был готов пожертвовать всем - даже старой дружбой, - но не изменить своему творчеству.
Третьей историей дружбы, которая подверглась испытаниям во время и после войны, является история отношений Гамсуна со своей женой Марией.
В пятом томе переписке Гамсуна содержатся 60 писем, адресованных ей, а в томе шестом - их всего лишь 16. В своем собрании писем, которые так и называются «Письма к Марии» и последним письмом в котором явилось послание 1938 года, Туре Гамсун пишет: «Постепенно между письмами от него к ней наступали все большие и большие паузы. Причин было то, что он, уже очень пожилой человек. Он очень редко выезжал из своего дома, и в таких поездках она почти всегда сопровождала его. Он уже больше не вынашивал планов новых книг. И ему больше не было нужды уединяться в убогой комнате вдали от дома, чтобы обрести покой».
Но Гамсун отправлялся в поездки в одиночестве в конце 1930-х годов, а также во время войны, не говоря уже о том, что после войны он прожил два года в доме для престарелых в Ландвике. И за все это время он написал лишь одно единственное письмо к Марии, которое дошло до нас. И правда, скорее всего, заключается в том, что отношения между супругами разладились.
«В доме не чувствовалось семейной атмосферы, - писала Сигрид Стрей, - и создавалось впечатление, что существовало некоторое противостояние, в котором Гамсун выступал против детей и их матери». И далее госпожа Стрей развивает тему: «Та дисгормония, которая возникла в отношениях супругов еще до войны, лишь усугубилась тогда, когда в усадьбе стали хозяйничать немецкие офицеры, а сама фру Гамсун приняла активное участие в деятельности нацистов по управлению оккупированной Норвегией».
Об окончательном и бесповоротном разрыве написала сама Мария Гамсун в своей книге «Под золотым дождем». Она была вызвана профессором Лангфельдтом в психиатрическую клинику для того, чтобы рассказать психиатру о своих отношениях с Гамсуном. «Под конец последовали вопросы, которые повергли меня в изумление. Я онемела. Должна ли я отвечать на них? Профессор считал очень важным для себя составить целостную и полную картину мировоззрения Гамсуна. Для того чтобы он понял, к чему могут привести его дальнейшие расспросы, я сказала: «Если мой мужа когда-нибудь узнает, что я рассказала Вам об этом, мне больше уже никогда не жить с ним под одной крышей». Профессор отвечал, мои - я бы сказала - признания никогда не станут достоянием гласности».
Но они стали. Лангфельдт отправил признания Марии Государственного прокурору, а уж он передал их Гамсуну. Но Гамсуну было и не нужно читать признания Марии. Когда он увидел ее в психиатрической клинике он уже все понял. «Он сказал: «Ну-ну, тогда дай попрощаемся, Мария, мы больше не будем видеться». Он сказал это очень спокойно».
О том, что Гамсун хотел развестись с Марией, ранее известно не было. Гамсун неоднократно пишет об этом Гирлёффу, но в своем издании писем последний сократил все места, касающиеся развода. Гамсун хотел развестись, чтобы помешать Марии получать возможные доходы от издания его книг. Супруги оформили общее владение на авторские права, но после развода Гамсун надеялся единолично распоряжаться своими доходами. Он писал Гирлёффу: «Если случиться чудо и мне удастся продать права на то, чем я сейчас занят, и издать эту книгу, то я не хочу рисковать что этот гонорар тоже попадет в руки той, о которой ты знаешь. Она была моим злым гением слишком долгое время. Поэтому развод». (письмо от 17 февраля 1947 года).
Гамсун не развелся. И обещание больше не видеться с Марией нарушил через четыре года. В апреле 1950 года он неожиданно попросил своего сына Арильда послать Марии телеграмму с просьбой приехать домой в Нёрхольм, что она и сделала и где она ухаживала за своим старым мужем вплоть до его смерти в возрасти девяносто одного с половиной года двадцать месяцев спустя.
А теперь позвольте мне рассказать вам об еще одной дружбе, которая чуть не раздружилась, но потом была восстановлена. Я говорю об отношениях Гамсуна с его старшей дочерью Викторией.
Мария Гамсун необыкновенная женщина - необыкновенная возлюбленная, мать, писатель.
Она родила Гамсуну четырех детей и яростно защищала их права на наследство - а ее противником была Виктория, единственная дочь Гамсуна от его первого брака с Бергльот Бек.
Гамсун развелся с Бергльот в 1906 году, и каждый года брал к себе Викторию на лето вплоть до женитьбы во второй раз и отъезда на Север Норвегии. «Знаешь ли ты, - писал Гамсун другу, - что у меня есть дочь с невыразимо прекрасными глазами чудесного голубого цвета, которая прелестна, чего нельзя сказать обо мне. Я люблю ее больше самого себя».
В первом письме Гамсуна к Виктории, написанном, когда девочке было 12 лет, читаем: «Я думал о том, что ты с мамой могли бы поехать во Францию и пожить там некоторое время, тогда бы ты смогла выучить французский в совершенстве... Бедная дорогая Виктория, мне так хочется сделать хоть что-нибудь для тебя, что в моих силах».
Виктория поехала во Францию и вышла там замуж за англичанина, они купили себе небольшую усадьбу и занялись земледелием, точно так же, как и сам Гамсун, и это было то, что он советовал делать другим - но только не дочери Виктории, которая должна была стать светской дамой и выйти замуж за американского миллионера. «Мне хотелось для чего-нибудь другого, а не того, что случилось - в столь юном возрасте оказаться на задрипанном хуторе во Франции. Ты должна была увидеть мир, ты создана для большого чувства, я известен, и у меня есть знакомые в четырех странах мира».
К тому времени Гамсун уже был вторично женат, и у него не оставалось времени заниматься дочерью от первого брака. Тогда Виктория нашла себе замену отцу - его старого приятеля консула Огорда, который с течением временем стал ее мудрым советчиком и воспитателем.
Когда в 1930 году Мария и Кнут Гамсун решили выплатить Виктории единовременную компенсацию отцовского наследства, старшая дочь Гамсуна обратилась за консультацией к консулу, который посоветовал ей подождать, ибо, по его мнению, талант ее отца еще только начинал обретать признание. Именно так и ответила Виктория - в очень вежливой форме - отцу в письме. Он же понял все по-своему и разорвал отношения с дочерью. В результате он не писал более двенадцати лет.
Но в 1943 году, во время поездки в Германию, он получил письмо от Виктории с сообщением о смерти ее матери, Бергльот Бек. Гамсун ответил: «Да, да, так твоя мать умерла! Мы с ней совершенно не подходили друг другу, но провели вместе несколько счастливых лет. Она всегда была так добра и чистосердечна, она никогда не причинила никому зла, и всегда чувствовала себя более виноватой, чем была на самом деле. Я плачу, вспоминая о ней».
Прошло еще три года, Германия проиграла войну, Гамсуна посадили под домашний арест, затем отправили на обследование в психиатрическую клинику, а затем поместили в дом для престарелых.
Гамсун писал: «Дорогая Виктория! Благодарю тебя за письмо. О Господи, ведь я писал тебе годами, а ты все-таки написала мне и даже не пожаловалась на своего старого папу!..»
Гамсун написал своему адвокату Сигрид Стрей с просьбой изменить завещание и позаботиться о том, чтобы Виктория получила равную долю с остальными детьми в наследстве.
Он писал: «Дорогая благословенная Виктория! Ты была так добра и так терпелива со мной все это время, и все ждала и ждала... Послушай теперь меня, будь добра. Много лет тому назад ты получила кое-что от меня. Это было давно, и сумма была маленькой, но в те времена это было правильно, потому что я мало получал тогда. С тех пор я стал зарабатывать больше, и все доставалось твоим братьям и сестрам, а ты не получала ничего. Теперь ты будешь наследовать мне наравне со своим сводными братьями и сестрами, ты будешь включена в мое завещание, на которым я сейчас работаю... Я хочу поблагодарить тебя, дорогая Виктория, за то, что ты никогда не напомнила мне, что другие получили больше тебя, ты никогда не сказала мне ни единого слова, ни единого звука. Бог благослвит тебя за это! Ты получишь причитающуюся тебе часть, как и остальные твои братья и сестры».
В течение шести военных и послевоенных лет Гамсун написал Виктории целых двенадцать писем - в три раза больше, чем за предыдущие сорок лет. Отношения между отцом и дочерью получили счастливый конец, для Виктории - более чем счастливый. Дело в том, что завещание Гамсуна, составленное в 1948 году, в котором он завещал Виктории равную часть в наследстве с другими своими детьми, было изменено Марией двумя годами позже и было, что бы ни говорили, подписано Гамсуном. По этому последнему завещанию акции «Гюльдендаля», отданные первоначально Виктории, распределялись в равных долях между детьми Марии.
После смерти Гамсуна Виктория ознакомилась с измененным завещанием и обратилась в суд. Адвокату старшей дочери писателя удалось доказать - благодаря двум последним письмам писателя к Виктории, - что отношения между отцом и дочерью были очень сердечными, и предположил, что после двух инсультов и в силу возраста Гамсун мог не понимать внесенных в завещание изменений.
Суд согласился с адвокатом, и Виктория выиграла дало. С тех пор она и ее дети по праву могут пользоваться процентами от акций «Гюльдендаля» и отчислениями за авторские права на книги Гамсуна.
Отношения с Викторией являются прекрасной иллюстрацией того факта, что Гамсун не закоснел в своем упрямстве, он мог сожалеть о содеянном и признавать свои ошибки, он мог менять свое отношение к делу или человеку. Как он сам написал в письме к Виктории: «Я научился в старости признавать истину, что всё, что Бог не делает, к лучшему. И надо сказать. что не слишком-то рано познал эту истину».
Гамсун не был совершенно одинок в последние годы своей жизни. Он получал письма поддержки от своих молодых и очень молодых коллег.
Позвольте мне закончить мое выступление словами из письма Гамсуна к шведской писательнице Марике Штернстед, с которой он познакомился двадцатью годами ранее во время обеда в «Гранд-Отеле» в Осло.
Она была необыкновенно красива, и Гамсун сказал Григу: «Я бы прошел многие-многие мили за ней, если бы был на сорок лет моложе». Госпожа Штернстед описала этот случай в своей книге, которую послала ему в подарок на девяностолетие.
В ответ Гамсун написал: «Большое спасибо за письмо и книгу. Я совершенно ослеп и не могу прочитать ни книгу, ни письмо. А могу читать лишь большие буквы в журналах. Но как вы порадовали меня своим письмом! Я пищу вам эти строки, почти ничего не видя, но в здравом уме итрезвой памяти. Годы согнули меня, но я здоров, у меня хороший аппетит, я лишь ослеп. Я жил много лет, но я благодарю Бога за все, случившееся в моей богатой событиями жизни. Этой мой последний привет Вам - дорогая - дорогая».
Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В., с разрешения переводчика.
Харальд Нэсс - Последние годы жизни Гамсуна
|
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
