рекомендуем посетить:
|
|
Консул Йонас Лид
С любовью к России
Консул Йонас Лид, назначенный в 1914 году представлять молодое норвежское государство в Красноярске, был необычным человеком. Его коллекционерские пристрастия тоже были необычны. Русское собрание консула составляли произведения камерные, отражающие утонченный вкус владельца. Йонас Лид родился в 1881 году в усадьбе Сельснес, в провинциальной тиши местности Ромсдал в Норвегии, где и умер в возрасте 88 лет. Дом с видом на заснеженные горные вершины и водную гладь фьорда сменил владельцев, но в нем по-прежнему хранится собранная консулом русская коллекция…
Жизнь Лида порой напоминала авантюрный роман. Вместе со знаменитым полярником Фритьофом Нансеном он путешествовал по Сибири, исследуя возможности открытия торгового пути из Западной Европы через Карское море. После начала Первой мировой войны чудом сумел вывести попавший в сложную ситуацию конвой кораблей, находившихся в русском фрахте, из Гамбургского порта через Северный Ледовитый океан, за что получил почетное российское подданство. В то же время, проявив незаурядную изобретательность и пожертвовав собственным капиталом, вложенным в русский проект на Шпицбергене, он предотвратил принятие Россией протектората над островом, сохранив тем самым его для Норвегии.
В 1917 году норвежский консул встречался с Лениным и Троцким, а позже с Красиным, Чичериным, Дзержинским, Горьким, обсуждая с ними перспективы развития Сибири и гуманитарные вопросы помощи голодающим. В марте 1922 года Лид, занимавшийся коммерческой деятельностью, прибыл в Москву. Дом на Большой Никитской, где он поселился, был открыт для артистов, художников, терпящих нужду представителей русского дворянства. Именно в то время он стал приобретать произведения русского искусства. Личность консула Лида и его коллекция привлекли в наши дни внимание профессора Университета Осло д-ра Марит Вереншелль. По ее инициативе собрание было каталогизировано и представлено на выставке в Москве в Музее личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина осенью 2005 года.
Скромные по размеру живописные произведения, гравюры, акварели и миниатюры, бронза и фарфор… В составе коллекции едва ли можно выделить исключительные шедевры, произведения первого ряда. В голодающей послереволюционной Москве среди множества разоренных дворянских гнезд и барских квартир состоятельный иностранец, разумеется, мог бы отыскать с выгодой для себя куда более значительные вещи. Однако его выбор был иным. Был ли это выбор собирателя-дилетанта? Скорее наоборот. В годы жизни в Сибири деятельный норвежец сумел постичь суть национальной культуры, ее силу, дух и природу.
Он приобретал искусство не парадное, не дворцовое, а камерное. Ядром его коллекции стали преимущественно произведения пушкинской эпохи – золотого века русской культуры, когда Россия достигла удивительных высот в литературе, музыке, изобразительном искусстве…
В тяжелые 20-е годы хрупкая старина, затаенная в тонком акварельном штрихе, нечаянном проблеске на потускневшей бронзе, в изящном повороте женской головки на пожелтевшем листе, могла рассыпаться, исчезнуть, навсегда раствориться в бурях наступившего времени. Похоже, Лид скорее спасал, чем приобретал. Спасал вещи и, бесспорно, людей, их хранивших. Сегодня его русская коллекция помогает сохранить память о нем самом. Она несет отпечаток его личности, взглядов и предпочтений.
Посланник в России норвежского короля Хокона VII был монархистом. В 1918 году Лид, как свидетельствуют его записки, вынашивал план побега по Оби, с помощью моторных лодок, Императора Николая II и его семьи, заключенных в Тобольске. Находясь в советской России в 20-е годы, вопреки духу эпохи, Лид приобрел несколько изображений монарших особ. Это живописный портрет Принца Оскара Бернадота (престолонаследника унитарных государств Швеции и Норвегии – впоследствии короля Швеции Оскара II) предположительно кисти Константина Маковского; несколько изображений Императора Александра I – небольшой живописный конный портрет неизвестного художника (после 1813 г.), гравюра С. Карделли (1814), настольные бронзовые часы с бюстом Императора (1820–1840 гг.); гравюра Д.Г. Робинсона (с оригинала Дж. Доу, 1826) и миниатюрный портрет неизвестного художника по оригиналу Дж. Доу, изображающие Императора Николая I, а также тарелка из его коронационного сервиза и другие работы. Особый раздел в коллекции Лида составляют акварельные портреты, приобретенные у некоего Шереметева (его инициалы в записках собирателя указываются по-разному – П.М. или С.М.).
Лид с удивительной тщательностью позаботился о том, чтобы на обороте всех произведений были указаны сведенья о художнике, изображенном лице, дате приобретения, прежнем владельце. Но, к большому сожалению, эти записи, сделанные уже после отъезда из России не всегда точны и потому порой усложняют работу исследователей.
Среди «шереметевских» приобретений Лида следует отметить чудесные работы видных русских акварелистов В.Гау и А.Клюндера. Об одной из акварелей Клюндера скажем особо. Это портрет молодого человека в красном мундире и черной фуражке лейб-гусарского полка с подписью автора и датой – XII (18)39 года. Сам Йонас Лид, судя по всему, предполагал, что стал обладателем портрета М.Ю. Лермонтова. Основания для этого у него действительно имелись. Дело не только в некотором внешнем сходстве портретируемого и поэта. Из биографии Лермонтова известно, что в период с апреля 1838-го по апрель 1840 года он получил короткую возможность вернуться в Петербург после первой кавказской ссылки. Примерно в это же время командир его полка Хомутов заказал Клюндеру, весьма эффектно изображавшему военных, портреты нескольких своих офицеров, в том числе и Лермонтова. Как это часто бывало, художник сделал несколько вариантов одного портрета, которые оказались в руках сослуживцев поэта. Два из них хранятся ныне в собрании Пушкинского дома в Петербурге, третий, долгое время считавшийся утерянным, был приобретен в 1936 году Государственным литературным музеем. Сопоставление их с портретом из собрания Лида, дополненное, как это принято при изучении литературной иконографии, свидетельствами современников о внешности поэта, не дает оснований полагать, что перед нами один из вариантов клюндеровского портрета Лермонтова. Очевидно, речь идет о его однополчанине, и это делает акварель безусловно интересной для биографов поэта.
Кроме предполагаемого портрета Лермонтова есть в коллекции Лида портрет другого великого русского литератора, И.А. Крылова. То обстоятельство, что норвежский коллекционер интересовался изображениями русских писателей, свидетельствует о глубоком понимании им значения классической литературы для духовной жизни России. Не будем забывать, что в 1920-е годы, когда Лид жил в Москве, материальные свидетельства литературного труда, в том числе и портреты писателей, еще только начинали осознаваться в качестве культурного достояния, и Пушкинский дом, основанный в Петербурге в 1905 году, только разворачивал работу по сбору материалов иконографического характера.
Тем интереснее взглянуть на коллекцию Лида с этой точки зрения. Небольшое живописное полотно, изображающее баснописца Крылова, входящее в состав собрания, подписано именем одного из крупнейших русских живописцев – В.А. Тропинина. Сравнение картины с известной иконографией Крылова позволяет установить, что изображение вполне сопоставимо с гравированным портретом, сделанным рисовальщиком и литографом первой четверти XIX века Емельяном (Отто) Эстеррейхом по собственному рисунку. При очевидной идентичности изображений графический вариант более подробен и проработан в деталях. В данном случае речь идет, скорее всего, о довольно редкой ситуации, когда живописец воспользовался гравюрой в качестве источника своего произведения. Трудно, однако, предположить, что им мог оказаться такой самостоятельный мастер как Тропинин. Впрочем, окончательный ответ на вопрос об авторстве этого портрета может дать лишь квалифицированное технико-технологическое исследование.
В 1931 году, на закате периода НЭПа, Лид покинул Россию. Оказавшись через два года в Париже, он неожиданно встретил там старого знакомого, художника Юрия Анненкова, который предложил Лиду позировать для портрета. Известный своим тонким психологизмом портретист запечатлел лицо, привлекающее необычным соединением мужественности и доброты, твердости и способности к сопереживанию. Таким и был этот необычный человек, испытывавший глубокое чувство привязанности к двум странам – Норвегии и России. На Западе Йонас Лид постоянно возвращался к воспоминаниям «о широких просторах, лесах, тайге, охоте, открытии новых мест в устьях великих сибирских рек» (1).
Вспоминая Россию, он испытывал неловкость за устроенность своего быта, контрастирующую с тяжелыми условиями жизни русских людей. Присущая Лиду обостренная совестливость сродни философским рефлексиям Льва Толстого и его героев. Неслучайно в конце своей автобиографической книги Лид вспоминает толстовскую притчу о странствующем крестьянине, открывшем для себя то, что Иерусалим ждет его в родной деревне.
…Йонас Лид вернулся в Норвегию, поселился в Сельснесе, заново отстроив дом, в котором родился. Его стены гостеприимно приняли привезенные из России предметы русской старины.
Примечания 1. Jonas Lied. «Prospector in Siberia: The Autobiography». NY., 1945. P.307.
Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: Журнал «Русское искусство»
Автор: Зинаида Бонами
Читайте также:
Консул Йонас Лид
|
|
|
|
|
|