Мартин Наг. Фрагменты произведений
Здесь представлены фрагменты стихотворных книг Мартина Нага конца 80-х – начала 90-х – того времени, который у нас принято называть «периодом перестройки». Центральный образ этих стихов – квелбелский дуб. Эта порода дубов культивируется в той области Норвегии, где расположена усадьба Мартина Нага, – в Найге. Переводы выполнены Аллой Шараповой.
ИЗ КНИГИ «ИКОНА»
КВЕЛБЕЛСКОМУ ДУБУ
Кто еще так щедр, как ты, дуб? Русская щедрость, молодая, удивительная…
Тысяча лет – никого нет старше тебя.
Сквозь революции прорастать неуклонно.
И в красоту облекаться, словно икона.
БЫТЬ НОРВЕЖЦЕМ
Быть норвежцем – прекрасное ремесло.
С болью еще кольцо в стволе наросло.
Дерево мира кроной Найг осенило.
Революция – сила народа. Вера – другая сила.
Широкое небо над Хартвигом голубизны непомерной.
НАЙГ, КАМЕННАЯ ОГРАДА
Я ездил к Толстому в Ясную Поляну в 1957 году, тридцати лет от роду.
Я был в чеховской Ялте, в белом домике у Черного моря, в 1987, когда мне исполнилось шестьдесят.
И в духе Вознесенского – параболическая дуга – вернуться назад к себе в Найг уезда Странн.
У Александра Блока было Шахматово, у Кнута Гамсуна – Нерхольм, Кнудахайо – у Арне Гарборга, а у меня – Рюфюльке, Найг.
РОМАН-ПЕРЕСТРОЙКА
Жизнь – это что? Жемчужина или роман?
Вот что я вам скажу: роман под названьем «Пан».
Ах, вечный лейтенант. Глан, Глан…
Не твоя ли вся жизнь – теория революции?
В верности и в изменах – наперекор принятому!
Роман-перестройка. Наперекор, наперекор…
Я – ЕДИНСТВЕННЫЙ…
Я – единственный, кто каждый день и теперь поет «Интернационал»!
По этой причине должен ли (обязан ли) я прекратить свое существование?
АВТОПОРТРЕТ
Да, существую – у бухты Найг. Лодка ждет меня у причала.
Вера тем крепче, чем вещней, грубей начала.
Пространство и время. Тропа уткнулась в причал.
Не потерять – воплотиться в любом из этих начал.
Гора Святая в форме мужской головы.
Ульвазен – планета в мире, как я и вы.
КАЖДЫЙ ДЕНЬ
Каждый день на земле уносит частицу духа.
Помни одно добро и не помни худа.
Спроси у дуба: что это – жить любя?
Это значит: из двух выбирать не себя.
Как раз тогда себя обретешь как бесценный дар.
КАМЕННАЯ ОГРАДА
(Дневниковые записи под сенью Квелбелского дуба: новая лирическая полупроза)
ПРЕЛЮДИЯ (ассоциации) Назад к Баху… Смычок разума… Квелбелский дуб… Сцепление…
Ясень и колос Эдварда Мунка… Экватор… Строка Пастернака… Журчанье ручьев… Космическая музыка… От Шопена к Баху: торжество Вечности.
БЕЛЛА АХМАДУЛИНА Белла, ты кто? Звезда или душа? Ты весь мир вобрала в себя одну. Или проще: ты стала самой собой.
Властвовать и расти. При чем тут годы, века? Цветы и пули? Белла, ты всех нас возьмешь в свой мир…
А небо стоит отвесно, словно дубы Квелбела.
Наша жизнь – это наше последнее слово, Белла.
ШОПЕН Чувства, разум, настрой…Руки коснутся клавишь –
И ты целый мир подчиниться себе заставишь.
Залив. Квелбелский дуб на скалистом склоне.
Аве, бухточка Найга!
«Четверка», навес, причал. Найга – моя Одиссея.
Белый дом в Желязовой Воле – Шопен.
Ствол дуба шероховат, как стих Пастернака.
Вся жизнь: от доброго знака у доброму знаку.
БЕЛЛЕ АХМАДУЛИНОЙ Утоление жажды. Встреч наших память, Белла.
Небо вечных идей над тобой голубело
В центре вселенной. Хрупкость – и революция.
Крылья стихов с болью о бурю бьются.
Аура шероховатых икон над тобою, Белла.
Ты пахнешь березами или дубами Квелбела.
УЕДИНЕНИЕ Я улетел от вас – города, цитадели славы,
От милого Осло, Белграда, Москвы, Варшавы.
Я прибился к острову Утсира, где дни почти одинаковы
И вечный шум, словно в огромной раковине.
Но мир – со мной. Он стоит, опершись на утес. Ветер играет в буре.
Застывшая музыка. Только ли об архитектуре?
РЕВОЛЮЦИЯ Это там, где разум восстал. Пейзажи Юхана Даля…
Романтик? И нет – и да. Жизнь как роман. Не будь это неуклюже, я бы сказал: романщик.
Я МНОГОЕ БРОСИЛ? Да, многое, очень. Родное, привычное, изначальное.
Но дело было не в том, чтобы бросить, а чтобы найти другое.
Я думаю о Тургеневе, Маяковском, Шопене, Пастернаке, Шиллере, о многих других. Почти святые, они были в миру чужестранцы.
Обнимитесь, миллионы!
ЗРЕЛИЩЕ 1989 В сочельник – диалог жизни и смерти. Чаушеску – Елена и Николае. «В жестокой борьбе…»
Телевизионная драма. Он казнен, она казнена. Рождение свободы? Замещение должности? Или торжество здравого смысла?
Диалектика Гамлета и Христа.
Что это? Средневековье? Благая война?
ANNO 1989 Они не скажут правды о самих себе. Но «правду» о других – это они охотно.
САМООПРЕДЕЛЕНИЕ Расти в пространстве и времени. Квелбелские дубы как тайна.
Века… Царство ночи… Бухта Найга… Леонардо да Винчи…
Составляющие земли и жизни. То, из чего мы созданы.
БРАТСКОЕ ДЕРЕВО Ты – свидетель веков, превозмогший годы и раны. Томление. Ритмы Рюфюльке словно дыхание ветра.
Дуб – вековой и безвозрастный. Революция годичных колец! В холод и жару его дело – расти. Он близок мне, как Вергеланн.
Дерево и вера! Кора на ощупь как хлебная корка. Надежда – святое имя. Брат мой, квелбелский дуб…
ПРОТИВ СТРАХА Самый большой грех – бояться! Мужествуя преображаешь себя и других. Страшась перестаешь познавать мир.
Превозмоги страх – перерасти – как Михаил Булгаков – стань квелбелским дубом.
ДУБ КАК ДНЕВНИК Дневник дуб, вверяюсь тебе. Давай прочтем Пастернака: «Сестра моя жизнь. И сегодня в разливе…»
У квелбелского дуба – листок из крови. И синий, иссиня-синий Идсе-фьорд. Вкус Бога.
Вести дневник: все оттенки чувств, присущие войне и миру.
БЕЛЛА – МОНА ЛИЗА (БЕЛЛЕ АХМАДУЛИНОЙ) Милая, милая Белла, большой русский поэт и береза. Крона и корни – две составляющие народа.
Слово на ощупь шероховато, словно кора каравая… Нам есть что терять. Будем вместе превозмогать гибель и ненависть.
Ты ветвишься в очаровании, Белла, лицом возрастая к свету. Ты похожа на мону Лизу.
ДИАЛОГ С ЖИЗНЬЮ О, вечный квелбелский дуб. Диалог с тобой, брат Алеша. Дуб-Достоевский.
Ты – тайна жизни, моя тайна. Ты – Гамлетовский критерий, выбор, воплощенный в дереве.
Стоять в любую погоду у Найга. Квелбелский дуб во плоти.
ИКОНА Послушай – гениальность потом. Вначале любовь. Вот где заложена революция жизни.
Любовь – прежде счастья, прежде горя. В этом царстве свободы шероховатая береста.
Ты узнаешь высшее напряжение. Это и есть революция – превратиться в простую бересту.
--------------
В архивах скандинависта Эллы Панкратовой сохранился перевод небольшого эссе, написанного Мартином Нагом в семидесятые годы под впечатлением от посещения московского Дома литераторов и встречи с Андреем Вознесенским.
ВСТРЕЧА с ВОЗНЕСЕНСКИМ
Андрей Вознесенский появляется внезапно, как по мановению волшебной палочки. Дом литераторов – писательский клуб в Москве. Тут всегда испытываешь ощущение тесноты и движения – как будто находишься в салоне ТУ-154. Андрей мне близок, мы давно состоим в переписке, у нас есть общие знакомые.
= Андрей Вознесенский? – я обращаюсь к нему как к частице самого себя. Он сразу же понимает, в чем дело. Мы обнимаемся.
Мы стоим посреди зала кафе дома литераторов.
= Как хорошо, что мы опять встретились. Давай присядем, выпьем кофе и поговорим четверть часика.
Время ограничено. Все должно быть сконцентрировано. Мне это нравится. Я и сам сходным образом отношусь к жизни: ближе к делу, не дать ускользнуть мгновениям, из которых состоит жизнь.
= Недавно я был в Роттердаме, хотел тебе позвонить оттуда, но обнаружил, что Роттердам находится довольно далеко от Осло.
Мы стоим и разговариваем посреди зала, как вдруг откуда ни возьмись появляется некто: легкая подвижная фигура, доброжелательное лицо. Похож одновременно на Сталина и на Арилда Нюквиста.
= Это Василий Аксенов. А это Мартин Наг. Впрочем, вы, может быть, уже знакомы?
В каком-то смысле – да. Я переводил Аксенова на норвежского. Однако меня поражает мысль о значимости происходящего. Ведь передо мной два самых крупных российских писателя младшего поколения: Аксенов – ведущая фигура в прозе, Вознесенский – в поэзии.
Андрей спрашивает, буду ли я участвовать в конгрессе переводчиков.
= Да, буду. А сегодня я вернулся из поездки в Казань. Много работал. Написал стихи «Ленин в Казани» и «Горький в Казани»…
Тут Аксенов с насмешливой искоркой в глазах замечает:
= А я тоже там был. Напиши стихи «Аксенов в Казани».
Мы с Андреем занимаем очередь в буфет. К Андрею все время кто-то подходит, его не оставляют в покое ни на минуту. Он ведет себя… так бы я выразился несколько в его манере… подобно боксеру на ринге человеческого существования. Интересно наблюдать, как он «расправляется» с окружающими: каждому дружеская улыбка, несколько слов, беглое рукопожатие, теплый взгляд.
Подходит темноволосая, коротко подстриженная женщина.
= Маргарита Алигер, - представляет ее Андрей.
Он берет маленькие продолговатые бутерброды с икрой и пирожные с орешками – каждому по два… Тут столик как раз освобождается. Мы усаживаемся. Однако я нервничаю, делаю неловкое движение рукой и… опрокидываю чашку с кофе.
= Ничего! – он успокаивает меня, вытирает стол салфеткой. – Вот, только что вышла моя книга. Одну треть занимают новые стихи – в начале и в конце. А посередине – относительно старые вещи, однако в новой последовательности.
Решительным жестом он достает из сумки через плечо книгу в красной обложке и, надписав, передает «собрату по перу».
= А могут эти стихи стать материалом для театральной постановки? В свое время на меня очень сильное впечатление произвел спектакль Любимова на Таганке по твоим «Антимирам». Я тогда под впечатлением написал драму «Маяковский-блюз» - ее поставили на экспериментальной сцене в Норвегии – «СЦЕНА-7».
= Мы с Любимовым вместе работали еще над одним спектаклем по моим стихам. Главная мысль отражена в заглавии: «Берегите наши лица». Этот спектакль – едва ли не самая большая удача Любимова. Но кому-то наверху что-то не понравилось, и спектаклб запретили.
= А что не понравилось – экспериментальная форма или содержание?
= И то и то. Весь спектакль в целом.
= Но ведь «Берегите наши лица» - это, можно сказать, коммунистический лозунг.
= Я и сам так считаю. Ведь по-русски лицо – это воплощение индивидуальности, индивид с его правами и свободами.
= Но, может быть, надо еще раз представить пьесу к рассмотрению? Вдруг окажется, что станет возможной официальная премьера?
= Как знать? Ситуация все время меняется. Но теперь, в ближайшее время – это вряд ли.
= Тебе бы надо побывать в Норвегии.
= Да, хотелось бы. Я уже лет десять собираюсь. Может быть, теперь ситуация стабилизируется, и тогда я смогу поехать – если получу приглашение от какой-нибудь организации.
= Какой?
= Ну, например, от Норвежского Студенческого союза.
= Но там ведь сейчас в правлении сидят маоисты!.. Хотя там тоже ситуация меняется весьма часто – буквально каждый семестр.
= В прошлый раз, когда я получал приглашение, там были социалисты… Но неужели в Норвегии маоисты могут иметь такое влияние? Мне казалось, что после смерти Мао их влияние на Западе сошло на нет. Ведь и в Китае пришло к власти более «буржуазное» правительство.
= В Норвегии перемены происходят не столь быстро. И среди наших критиков и писателей есть весьма талантливые люди с ярко выраженными маоистскими убеждениями.
= Получается, что все самое интересное происходит в среде левых.
= Да, я тоже так считаю. В среде левых возникла, так сказать, созидательная конкуренция. Да, а вот моя последняя книга – «Красная суббота».
Я показываю Андрею сигнальный экземпляр. Он принимается его листать. Это мой отклик на происходившие в Норвегии дебаты. Но я надеюсь, что она будет иметь и более широкий спектр действия. Я отстаиваю свою точку зрения четко и недвусмысленно. Прежде я считал, что маоистам вообще не стоит отвечать, что их аргументы абсурдны и не заслуживают серьезных возражений. Но сейчас я чувствую необходимость определиться – отделить себя и от маоистов, и от социал-демократов. Я – активный член НКП?
= А какие взгляды отстаивает НКП?
= В настоящее время мы отстаиваем свою самостоятельность. В течение нескольких лет мы делали ставку на расширение, но сейчас понимаем, что на марксистской платформе это невозможно. Вот мы и решили следовать нашей гордой традиции – ни с кем не объединяться.
= А у вас в Норвегии социал-демократическое правительство?
= Да.
= Оно эволюционирует вправо?
= Вероятно, но ведь и левые силы мобилизуются. Сейчас время поисков идентичности: каждая политическая группа старается самоопределиться.
Вознесенский встает: аудиенция окончена. У него новая встреча – коллега должен показать ему рукопись.
= Прощай, но не навсегда, - говорит Андрей.
Он и коллега усаживаются в уголке и начинают работать.
Позднее, покидая Дом литераторов, я снова встречаю Андрея. Он уже одет, чтобы выйти на улицу. Его верхняя одежда – это целая поэма: серая кепка из грубой ткани, похожей на дерюгу в черную крапинку; светлое, почти желтое пальто с коричневым воротником, кожаные пуговицы, артистическое пальто. Через плечо – сумка, его верный спутник. Я следую за ним к выходу.
Андрей на улице Герцена. Энергичные шаги, открытый взгляд.Тело рассекает пространство. Кажется, что он летит. Пальто развевается за спиной наподобие крыльев.
Андрей – птица.
(c) А.В. Шарапова
Мартин Наг. Фрагменты произведений
|
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
