Письмо из Норвегии: как мы с Хачатуровым низкопоклонствовали перед Западом
 У них есть все, о чем русское искусство может только мечтать. А счастья все равно нет
Недавно я обнаружил себя в необычной ситуации: на пару с Сергеем Хачатуровым из «Времени новостей» мы представляли русское искусство на «Моментуме», биеннале северных стран в городке Мосс в часе езды от Осло, на другой стороне фьорда. В какой-то момент мне вдруг стало ясно, что эту роль мы буквально самовольно себе присвоили. Беседуя с другими журналистами, художниками и сотрудниками биеннале, мы постоянно соотносили практически все, что видели, с тем, как это происходит в России. «В Москве есть место, называется “Винзавод”, оно чем-то похоже… В России тоже есть несколько отличных видеохудожников…» Ну и так далее.
В иные разы из нас просто рвалось желание разрекламировать «наше» искусство: «Каких русских художников вы знаете? Знаете ли вы, что в России судят за искусство? Вы приедете на Московскую биеннале? Да, это будет уже третья…». Больше никто так себя не вел. Ни критики, ни директора различных региональных арт-центров, ни даже сами кураторы норвежской биеннале, которые за время получасового интервью со мной не упомянули ни единого имени художника. Мы вели себя как маленькие дети, безумно расстроенные тем, что нас игнорируют. Дети, которые так страстно жаждут внимания «взрослых» от арт-мира, что даже не сознают собственной дерзости.
Как и бывает с детьми, «взрослые» сочли наше поведение очень милым. В итоге так сложилось, что Сергею «Моментум» понравился сильно больше, чем остальным журналистам. Дело было не в представленных работах, как раз по этому поводу мнение критиков в общем совпало, а в том, что попросту ничего подобного в России никогда не могло бы произойти и что ему оттого было стыдно. Когда я объяснял все это европейским коллегам, они были просто потрясены. Некоторые даже стали ему искренне сочувствовать.
«Моментум», бюджет которого свыше 100 тысяч евро (даже если брать в расчет высокую стоимость жизни в Норвегии, сумма все равно довольно внушительная для выставки тридцати региональных художников на двух площадках), может позволить себе ни от кого не зависеть. Да и не только в деньгах дело. Выставка хоть и небольшая, но условия для современного искусства в Моссе все равно лучше, чем во всей России.
Современное искусство — важная составляющая местного ландшафта. В течение нескольких недель до открытия фестиваля местная газета вела обратный отсчет. Афиши «Моментума» висели в местных забегаловках рядом с анонсами концертов народной музыки и распродажами рыболовных снастей. Образовательные программы «Моментума», ни разу не подыгрывая молодежной моде, уже привлекли четыре тысячи школьников из областных школ и студентов из старой академии по ту сторону фьорда.
То, что на «Винзаводе» или в «Гараже» смотрительницы не цитируют Бодрийяра, в общем-то, скорее плюс, чем минус. Тем не менее уровню общественной вовлеченности, который в Москве невозможно себе представить, немного завидуешь. По плану к концу «Моментума» для жителей городка соберут «открытое заседание» (это норвежский эквивалент «собрания дачно-строительного кооператива»), где будет обсуждаться польза биеннале для города.
Последнее мероприятие далеко не маловажно, что прекрасно понимают местные управление и совет по туризму. Дэг Аак Свейнер (Dag Aak Sveinar), директор «Моментума», рассказал мне о том, как боролся с властями за основную площадку биеннале, которая используется в этом году впервые (на пару с загородным домом с видом на фьорд, теперь гордо именующимся «Галереей F15»). Это бывшая пивоварня в центре Мосса, которую, как выяснилось, лишь недавно освободили от производственного инвентаря, и времени на отделку было совсем немного. Свейнер отстаивал возможность оставить в ней все как есть, сохранив индустриальный аскетизм — действительно одно из очевидных достоинств «Моментума». Как случилось бы и в России, на пивоварню положили глаз чиновники, однако не для того, чтобы превратить в торговый центр или сломать под элитное жилье, но чтобы выкрасить стены белым и сделать некоммерческий «кунстхалле». Атмосфера в обществе, обусловленная неслыханными нефтяными богатствами Норвегии и — как следствие — гигантской государственной поддержкой программ по искусству, позволяет забыть о коммерции в пользу просвещения. Свейнер, посмеиваясь, вспоминал, что, когда на горизонте появился Punktoe, организатор «Моментума», коммерческие галереи боялись, что им пришел конец.
В принципе, то, что норвежцы считают проблемами, в России, да и многих других странах, считалось бы большим успехом. При всей важности народных гуляний и празднеств, которые тут активно выдвигаются на первый план, нечасто встречаются деревенские праздники, которые курировал бы Даниэль Бирнбаум, как это тут было в первый раз. Так как большинство скандинавских художников в основном живет в крупных городах вроде Лондона или Берлина и не подходит «Моментуму» по бюджету и масштабу, это прежде всего сильная платформа для подающих надежды региональных талантов, чьи работы и составляют основной массив экспозиции. Выставка не гонится за размером и масштабом, организаторы вполне удовлетворены своей долей.
«Во сколько баллов оценивается “Моментум” по десятибалльной шкале международных арт-смотров регионального значения?» — задал я вопрос директору Арт-центра северных стран.
— О, выше, чем вы думаете. 7 или 8.
— А у кого же тогда 9 или 10?
— Нет, вы меня не поняли. Не бывает 9 или 10. Это и есть самая высокая оценка!
По-видимому, именно на этот уровень и ориентировались кураторы Лина Джуверович (Lina Dzuverovic) и Стина Хеквист (Stina Hoegkvist), когда задумали эту выставку. Ее название, Favoured Nations («Нации в режиме благоприятствования»), заимствовано из языка международной торговли. Статус «нации в режиме наибольшего благоприятствования» означает, что этой нации дарованы всевозможные преимущества; в США такой статус называют «стабильными торговыми отношениями». (Стоит упомянуть, что из-за не отмененной до сих пор поправки Джексона — Вэника от 1974 года у России его до сих пор нет, поэтому к востоку от «Моментума» финансовые и художественно-политические возможности Норвегии способны вызвать зависть.)
Джуверович и Хеквист предпочли использовать название скорее как рабочую рамку, нежели политическую концепцию. Их первостепенной задачей были вопросы равенства внутри художественного контекста, например оплата труда художника (каждому художнику выплатили одинаковую сумму, независимо от сделанного им проекта) и доступ к выставочным площадкам людей с ограниченными физическими возможностями. Однако первое, что приходит на ум при выражении Favored Nation, — это образ художественного парадиза на государственные деньги, с которым ассоциируют регион и который как нельзя лучше объясняет его культуру: любопытное смешение здравого смысла и чудаковатости. Причем первый (лучшей иллюстрацией ему служит IKEA) в итоге порождает вторую. Из-за практически не имеющей аналогов системы социального обеспечения и высокого уровня материального комфорта это взаимодействие кажется несколько скучным.
В «Моментуме» нашлось место в равной степени и искусству игрушечной IKEA-биеннале (как сказали бы ехидничающие), и нордической эксцентричности. Однако отсутствие внятной концепции определенно мешало обсуждению более тонких черт региональной идентичности. Единственным отчетливым трендом было особое внимание к животным и их роли в традиционных мифах. Среди подобных работ — а впрочем, среди всех работ на биеннале в целом — выделялись видеоинсталляции. «Легенда Игга» (2009) Марте Торшауг — адаптация старого скандинавского мифа о двух наездниках, встретившихся на крутой тропе, один из которых должен рухнуть со скалы. С современностью работу связывает история про банду местных девушек, которая подстраивает ночные автокатастрофы на сельских дорогах из эгоистичного желания продемонстрировать собственную смелость. Несмотря на некоторую неряшливость повествования, работа Торшауг красиво снята, профессионально инсценирована и не боится сосредоточиться на темных сторонах региональной культуры.
То же самое можно сказать и о работе Лив Багге «Как только становишься черным, обратной дороги нет» (2009). Три экрана с параллельно транслирующимся и связанным смысловыми отношениями видеорядом установлены вокруг маленькой деревянной сцены: конголезский «знаток языка животных» вступает в контакт с умершим отцом Багге и его собакой-поводырем, спиритический сеанс перемежается жутковатыми кадрами скандинавских лесов и музейного подвала, заполненного чучелами животных. За сюжетом опять-таки уследить сложно (оказывается, он вдохновлен греческим мифом о племени, живущем на Северном полюсе, где никогда не заходит солнце), но кинематографически работа такая же сильная, как и у Торшауг. Впечатляют и деревянные совы Матса Адельмана, которые рифмуются поочередно то с грубой готической настенной росписью, то с не менее грубыми короткометражками lo-fi.
Для выставки с политическим подтекстом удивительно было, что единственные открыто политизированные работы были не про Скандинавию. В случае работы Либии Кастро и Олафура Олафссона на то были вынужденные обстоятельства. Изначально они хотели представить ремейк знаменитой работы Брюса Наумана «Хороший мальчик, плохой мальчик» (1985) (увидеть ее можно тут), только вместо говорящих одновременно мужчины и женщины героями должны были выступить наследный принц Норвегии Хаакон и кронпринцесса Метте-Марит.
К сожалению, пара отказалась от участия в проекте (в свое время их брак привел к скандалу, когда стало известно, что до замужества Метте-Марит принимала активное участие в рейв-культуре Осло и что у нее есть внебрачный ребенок от отбывающего срок наркоторговца), поэтому дуэт художников был вынужден представить свою старую работу «Лоббисты» (2009). Это довольно познавательный документальный фильм о влиянии различных лобби на европейский парламент. Сделанный с очень живым чувством юмора, он озвучен менторским тоном школьного учителя. В качестве звуковой подложки — умышленно невыносимый регги, в какой-то момент певец появляется в кадре, чтобы пропеть часть истории. Такого юмора — и еще основательной редактуры — не хватило работе Петры Бауэр и Аннет Краусс «Читайте маски, традиция не задана» (2008). Их фильм о протестах в Голландии против расистского персонажа рождественской сказки для детей довольно интересный, но не более того: местами он слишком затянут и часто слишком дидактичен.
Если посыл этих работ артикулирован очень внятно, то найти смысл в тщаниях Джуверович и Хеквист довольно сложно. Представленные на выставке работы практически не вступали в диалог, и их высокий в целом уровень нивелировался разочарованием от слабой кураторской работы. Полюбившаяся мне работа Дарри Лоренцен — минималистичная светозвуковая инсталляция в местном кинотеатре — только выиграла от того, что была расположена отдельно от всего остального.
Остальные страдали вместе. Соседствующие видео только утяжеляли друг друга; иногда было неясно, к какой инсталляции относится тот или иной объект. Если прибегнуть к серьезной критике, то, глядя на работу Фии Бэкстрём — «аппаратную» с многочисленными телевизионными экранами, — невозможно поверить, что кураторы отнеслись с особым вниманием к диалогу с художниками. Это классический пример хорошей задумки, которой необходимо изящное кураторское решение. Избыточные картинки теленовостей (в частности, с демонстрациями в Сиэтле) размещены бок о бок на нескольких экранах — работа выглядит косноязычной и нравоучительной критикой ВТО. Изначальная же идея Бэкстрём была намного интереснее: повторяющиеся телеобразы беспорядков в других частях света теряют всякий смысл в замкнутой и якобы безопасной Скандинавии и превращаются в нечто абстрактное. Но если вам не попался кадр, где «бесплотный голос будущего» сообщает вам об этом, распознать этот посыл невозможно.
Из-за этого возникало ощущение, что художник тут в некотором смысле унижен. И Бэкстрём не единственная. Так, инсталляция Карла Холмквиста с последовательностями чисел Фибоначчи, небрежно выписанными на стенах, и якобы наивными текстами «Мой сын так тоже умеет» была на самом деле панковской, но понять это можно было, только прочитав книги его авангардной поэзии, что были разбросаны по комнате. Между тем слишком громкий голос рассказчика в видеоинсталляции Майи Борг, что расположилась в соседней комнате, никак не давал сконцентрироваться.
Возможно, самыми большими жертвами нерадивого кураторства стали Ларс Лауманн и Бенджамин Хусеби. Чтобы оценить их трехканальное видео на тему однополой любви, главная героиня которого — бывшая участница Velvet Underground Нико, нужно было продраться через «классную комнату» датского электронного музыканта Гудипала, заполненную странными напольными надписями, виниловыми дисками с рисунками и многочисленными личными вещами. Этот антураж выглядел как инсталляция, но на самом деле был лишь задником для уроков по иконоборческим взглядам на медиаискусство, которые должны были давать он и его девушка, наряженные в платья учителей XIX века. Лекция читалась с молниеносной скоростью, чтобы успеть охватить все на свете. Я провел там 45 минут, пытаясь уловить суть сказанного (которое включало в себя десятиминутный монолог на тему того, почему люди должны завидовать Микки-Маусу), после чего у меня разболелась голова и пришлось пойти прилечь. На протяжении всей лекции Гудипал отпускал неприличные комментарии в адрес соседней работы. Как четыре тысячи школьников из местной школы уцелеют после такого урока (его занятия могут длиться аж шесть часов!), одному богу известно…
В общем и целом складывается впечатление, что, несмотря на интересный состав художников, «Моментуму» не хватает кураторского голоса, то ли из-за декларируемой свободы подхода, то ли из-за пренебрежения собственными обязанностями. Джуверович страстно защищала концепцию, в которой главное — внимание к процессу, противопоставляя ее «Гугл-кураторству». (От себя замечу: высказывание следует понимать буквально. Посмотрите, имена каких русских художников чаще всего ищут в интернете — это многое объяснит!) Это звучит благородно, но всерьез воспринимается с трудом, учитывая, что вступительное слово куратора начинается с обсуждения: что высвечивается, если в «Гугл» или «Википедию» забить слово «Скандинавия».
Возможно, дело в лени, или некомпетентности, или в том, что работа в столь вальяжных условиях как раз означает, что никаких четких представлений о кураторстве просто нет. Но факт налицо: «Моментум» как выставка мало чем подтверждает статус «нации в режиме наибольшего благоприятствования». Завидовать не приходится ни списку художников, ни системе интеграции искусства в общественную сферу, ни кураторскому подходу. Просто норвежцы лучше умеют управлять нефтяными деньгами. Организация «Моментума» тому подтверждение.
Однако кураторская самоуверенность как раз прямое следствие этой ситуации. Что у норвежцев точно имеется, так это свобода принимать эти выставки как должное, не бороться за их существование, возможность считать, что периферийная биеннале в маленьком городке есть нечто само собой разумеющееся.
Все это, вне зависимости от списка художников, делает выставку такой пресной. Безусловно, русское искусство только выиграло бы, имей оно все то, что есть у «Моментума». Но в этом смысле ситуацию изменить невозможно. Преклонение перед ладно организованными и хорошо финансируемыми мероприятиями, этакая особенность российского менталитета, и заставляет ошибочно принимать существующие там проблемы за плюсы. Безусловно, там лучше: но это не значит, что перед ними надо преклоняться.
Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: АРТМЕДИА ГРУП/ Openspace.ru
Автор: Макс Седдон
Перевод с английского Алены Бочаровой
Письмо из Норвегии: как мы с Хачатуровым низкопоклонствовали перед Западом
|
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
