Norway | Норвегия
Вся Норвегия на русском/События и юбилеи/Год Нансена–Амундсена/Статьи/Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене/
Сегодня:
Сделать стартовойСделать стартовой Поставить закладкуПоставить закладку  Поиск по сайтуПоиск по сайту  Карта сайтаКарта сайта Наши баннерыНаши баннеры Обратная связьОбратная связь
Новости из Норвегии
О Норвегии
История Норвегии
Культура Норвегии
Mузыка Норвегии
Спорт Норвегии
Литература Норвегии
Кинематограф Норвегии
События и юбилеи
Человек месяца
Календарь
СМИ Норвегии
Города Норвегии
Губерния Акерсхус
Норвегия для туристов
Карта Норвегии
Бюро переводов
Обучение и образование
Работа в Норвегии
Поиск по сайту
Каталог ссылок
Авторы и публикации
Обратная связь
Норвежский форум

рекомендуем посетить:



на правах рекламы:





Год БьёрнсонаНансен Год Нансена–Амундсена
АмундсенНовостные материалыГод 2012
Архив культурных мероприятийМероприятия Статьи
Юбилейный 2013Материалы норге.ру прошлых летЮбилейный 2014

Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене

«Самое святое во мне называется Нансен…»
Сага (нем. Sage). В древнескандинавской поэзии —
народное сказание, былина, памятник мифологического
или легендарно-исторического характера (истор., лит.).
Сага о Фритиофе (Ушаков).

Сага — памятник древнескандинавского и древнеирландского эпоса
в форме прозаических произведений со стихотворными вставками
(словарь иностранных слов).
Предисловие
Несколько лет назад мне попалось на глаза стихотворение известной украинской поэтессы Лины Костенко «Любовь Нансена». Естественно, на украинском языке. Я уже не помню, что меня подвигло на быстрый перевод — то ли понравившийся текст, то ли просьба моих русскоязычных приятелей в Интернете. Фактически, это слегка зарифмованный подстрочник, в котором сохранена ритмика стихотворения. А оригинал понимающие украинский язык смогут прочитать в самом конце саги.
Но, читая это стихотворение впервые, я вспомнила о книге, полученной когда-то в нагрузку к дефицитной классике. Опять же таки, на украинском языке:
Алина Центкевич, Чеслав Центкевич «Что из тебя вырастет, Фритьоф?» («Кем ты станешь, Фритьоф?»). — Киев. — Издательство художественной литературы «Днiпро». — 1982. Перевод с польского Иосифа Брояка. Второй роман в этом издании посвящен Амундсену — «Человек, которого позвало море».
В польском оригинале книга называется так: Alina i Czesław Centkiewicz «Fridtjof, co z ciebie wyrośnie?».
Книги польских исследователей Алины и Чеслава Центкевичей считаются до сих пор одними из лучших книг об Арктике. А Алина Центкевич в 1958 году стала первой полькой (шестой женщиной в мире), которая была в Антарктике.
Меня же в первом романе заинтересовала возможность найти там историю Евы и Фритьофа. Оказалось, что личной жизни Нансена посвящено в книге три эпизода, два из которых мне пришлось перевести с украинского на русский язык.
Идея саги (согласно словарю иностранных слов) возникла у меня, когда я совсем недавно прочитала в «Журнальном зале» стихотворение Марины Тарасовой из цикла «Шиповник красный между строк», опубликованного в 2002 году в журнале «Дружба народов», №2. И посвящено это стихотворение… математику Софье Ковалевской, ее роману с Фритьофом Нансеном. Жизнь Ковалевской представлена практически поминутно в массе мемуаров, и Фритьоф Нансен стал для меня неожиданностью. Кое-какую информацию я почерпнула из норвежской прессы при помощи электронного переводчика. Так что остается неспешно разворачивать сагу во времени и пространстве — начиная со стихотворения Лины Костенко и фрагментов романа Центкевичей.
Любовь Нансена
Я люблю Вас, Ева. Не выходите за меня замуж.
Не жалейте меня, хоть и будет тяжело мне.
Я Вас прошу, ни слова. Все передумайте за ночь.
Хорошо взвесьте все и утром скажите: нет.

Светлая мечта о Вас поет мне, как сирена.
Привяжусь к мачте и уши воском залью.
Понимаю, это счастье. Но счастье — оно не для меня.
Я боюсь Вас, Ева. Я впервые в жизни люблю.

Моя Песнь Песен! Золотой птенчик моего сада…
Корабль поплывет. Я не удержу его в берегах.
«Фрам» значит «Вперед». Вы останетесь, Ева, позади.
Так как к сердцу подступит вечный поиск в вечных снегах.

Неделю будет все хорошо. Буду Ваше лицо целовать.
Может и не неделя, а несколько лет пройти.
Будем счастливы очень, а потом оно станет звать.
Вы сумеете, Ева, постичь это и простить?

Не поставите душу на якорь? И слезы лить непрестанно?
Не столкнутся во мне два начала — Вы и оно?
Я без вас несчастлив. А без него никакой я стану.
Я без Вас с ума сойду. А без него пойду на дно.

Ваши теплые ладони и мои отмороженные руки…
Как оторваться от грустной руки губами?
Как сумеете жить — от разлуки и до разлуки?
А если придется Вам ждать меня годами?

«Фрам» застрянет во льдах… А если не вернусь — ведь льды…
Я ж себе не прощу! А если будет сын или дочь?
Вы же молоды так!.. Вы, любящая солнце и цветы!
— Я люблю тебя, Нансен! И буду ждать день и ночь.

Самое святое во мне называется Нансен.
Пусть поет сирена, она перед нами в долгах.
Я сама разобью о грудь «Фрама» шампанское,
Когда позовет тебя вечный поиск в вечных снегах.

O, Песнь Песней! Вечный мой сад без листопада!
Ты откроешь свой полюс. Теченье тебя не снесет.
Снега победишь. Все останется, милый, позади.
Я буду на горизонте: «Фрам» — это значит «Вперед».
Глава III «Большие приготовления»
Раздел семнадцатый: «Ева предупреждена.
На полюс я таки направлюсь!» (фрагмент)

Имя Нансена стало известным всему миру, а в своей стране Фритьоф стал кумиром, воплощением всех добродетелей и достоинств легендарных викингов. Не раз он слышал, как родители ставили его в пример своим детям, не раз вынужден был убегать от чрезмерно настойчивых поклонников. Может, кто-то в его положении и опьянел бы от такой славы. Но Нансен не искал славы. Чрезвычайно скромный, он не изменил ни своего образа жизни, ни привычек, ни интересов. Не оставлял также мысли о дальнейших полярных исследованиях. Сколько еще было невыясненного там, на скованных морозом суровых пространствах, сколько белых пятен на карте, загадочных, еще не изученных тайн природы. Все это влекло ученого.
Убегая от толпы поклонников, Нансен направлялся в долгие, уединенные походы в горы. Там свободный, словно птица, он мог взбираться на вершины, которые стегал морозный ветер, и часами вглядываться в заваленные снегом перевалы и долины, напоминающие ему покрытое торосами полярное море, по которому он никогда не переставал скучать. Спал где придется, ел лишь бы что, зато возвращался к работе, переполненный новыми планами.
Однажды, прогуливаясь на лыжах в горах, Нансен после головокружительного прыжка выскочил на открытое пространство и затормозил. Какой-то лыжник, съезжая с противоположного склона, врезался в огромный снежный сугроб.
«Только взметнулось в воздух облако серебристого инея, — вспоминал Нансен. — Я бросился на помощь коллеге. Не мог удержаться от смеха, глядя на две ноги, беспомощно молотящие воздух. Лыжник целиком и полностью глубоко застрял в сухом пушистом снегу. Я крепко схватил бедолагу за ботинок и, смеясь до слез, начал вытаскивать. А когда тот, наконец, стал на ноги, я остолбенел. Большие светлые глаза, уставившись в меня, метали молнии. Смех замер у меня на губах. Передо мной стояла стройная красивая девушка. Это была Ева».
В одну августовскую ночь град мелкой гальки забарабанил в ставни сонного домика в предместье Христиании. Раз и еще раз: Сестра Фритьофа по отцу, его давняя поверенная, проснулась первая. Глянула на часы — второй час ночи. «Наверное, ливень так хлещет в окна. Надо позакрывать их», — подумала она, схватываясь с кровати.
Однако на улице никакого дождя не было. На посеребренной лунным сиянием тропинке стоял Фритьоф. Набрав полную пригоршню гальки, он намеревался снова сыпнуть в ставни.
— Открой мне, — бросил коротко.
— Что стряслось, Фритьоф? Почему так поздно?
— Открой, — повторил он.
Спустя несколько минут Фритьоф уже сидел на краю кровати и некоторое время молчал, не обращая внимания на перепуганные лица родственников.
— Я обручился, — вымолвил он, наконец.
— Ты? С кем? — спросила сестра, полагая, что это шутка, и одновременно удивляясь, почему это Фритьоф выбрал для этого сообщения такое позднее время.
— Как это с кем? С Евой, конечно!
Нансена совсем не беспокоило, что ни сестра, ни зять еще не знали о существовании в его жизни какой-то Евы. ему, очевидно, стало легче от этого лаконичного признания, потому что он сразу добавил беззаботно:
— Умираю с голоду!
Вскоре, с аппетитом уплетая выставленную из буфета снедь, оставшуюся от ужина, и запивая шампанским, которое растроганный необыкновенной новостью зять принес с погреба, Фритьоф рассказывал, как он познакомился с Евой Сарс. А собственно, кто же в Норвегии не знает этого имени? Она дочь известного гидробиолога, уже не раз выступала на сцене как певица. Красивая, молодая, энергичная, прекрасная спортсменка. Сестра растроганно смотрела на Фритьофа. Его лицо сияло гордостью, когда он, взволнованный и возбужденный, перечислял достоинства своей возлюбленной.
Все близкие радостно восприняли весть об обручении. Лишь Свердруп долго не отвечал на письмо, в котором приятель делился с ним новостью. А когда, наконец, ответ пришел, удивленный Нансен прочитал:
«Фритьоф, этого помешательства я не прощу тебе, пока буду жив. Выходит, что наша экспедиция, о которой мы мечтали, треснула».
«Совсем нет, — ответил ему Нансен. — Ева предупреждена. На полюс я таки отправлюсь!»
Не признался другу только в одном. Делая предложение, он сказал Еве, что не откажется от экспедиции на полюс. Предполагал, что она не захочет отпустить его. Но ее ответ обескуражил его.
— Возьми и меня с собой, — горячо просила она. — Я хочу пережить все, что будешь переживать ты. Я не смогу жить спокойно здесь, когда ты, может, будешь страдать там. Я буду готовить тебе еду, петь для тебя. Разве это не важно там, на полюсе, быть в хорошем настроении? Я хочу быть ясным, радостным лучом во тьме полярной ночи.
А своей подруге Ева писала:
«Если Фритьоф не возьмет меня на полюс, мне кажется, я не переживу этого».
Раздел двадцать второй:
«Нарекаю тебя именем «Фрам»!»

— Что тут случилось? Не заплывает ли сегодня в порт какой-то королевский корабль? Чего это столпилось столько людей?
Нансен крепко сжал руку Евы, сидящей возле него в экипаже.
— Спешат туда, куда и мы, — ответил он, не скрывая волнения.
Вдоль улицы, ведущей к верфи, перед всеми домами развевались флаги. Толпа становилась гуще, широкой волной переливаясь с тротуаров на мостовую. На щелканье кнута и окрики кучера прохожие возмущенно оборачивались, но слова протеста сразу же замирали на их устах, как только люди замечали светловолосую, без головного убора, голову Фритьофа.
— Смотрите, это он, — говорили мужчины, поднимая высоко вверх детей, чтобы им лучше было видно.
— Какой красавец, — перешептывались женщины. — Счастливая эта Ева. И сама красивая.
— Так и не удивительно, что выбрал ее. А посмотрите, как она хорошо одета.
На склонах гор вокруг верфи, позолоченных осенью, волновалось море голов. На воде теснились сотни празднично убранных яхт, лодок и пароходов. Возле причала стоял конструктор Арчер. Ветер развевал его большую белую бороду. Он уважительно подал руку Еве. Без слов указал вниз. Там, среди украшенных разноцветными флагами подмостков, стоял широкий корпус корабля. Белые доски палубы резко контрастировали с черными просмоленными бортами. Могучие мачты еще лежали на берегу. Их место на палубе заняли три высоких флагштока; на двух крайних развевались уже национальные флаги Норвегии, а на среднем должны были поднять флаг с названием корабля. Никто до сих пор еще не знал его.
Толпа возбужденно гудела. Норвежцы — народ моряков — разбираются в кораблях. Но никто еще не видел такого, как этот, который должен был направиться на покорение Северного полюса.
— Как странно изогнуты его борта. Точь-в-точь яйцо.
— Да нет, скорее, половина кокосового ореха, — удивлялись в толпе.
— Крепкая посудина, это сразу видно. Но не хотел бы я быть на ней во время шторма: будет адская качка.
— Действительно. Таким как начнет бросать, то и душу вытрясет, — добавляли другие.
— Наверное, только притворяешься, что не хотел бы на таком судне поплавать?
— Ни за что в жизни!
— Такой из тебя моряк! А я бы все отдал, чтобы попасть на него.
— Смотрите, смотрите, уже выходят на подмостки! — крикнул кто-то.
Ева, с непокрытой головой, в широком, голубом, как море, плаще, легко подходила уже к носу корабля. Арчер, выпрямившись, высоко подняв голову, держал в руке бутылку шампанского. Нансен, внешне спокойный, смотрел на залитое солнцем море, будто бы уже видел на волнах отблески айсбергов.
— Как его назовут, не знаете? — снова вынырнул голос из толпы.
— Наверное, «Ева». Он так любит ее, — прошептала какая-то молодая девушка.
— А вот и нет. Шесть месяцев назад у них родилась дочка, такая славная девчушка. Лив зовут. С ее именем, наверное, и направится отец во льды.
— Лив — это значит «жизнь». Красивое имя, — с энтузиазмом подхватила какая-то институтка. — И хорошее название для такого корабля.
— Тихо, вы, сороки! Нансен, прежде всего, большой патриот. Могу присягнуть, что назовет корабль именем отчизны — «Норге», — горячо убеждал старый рыбак.
Мужчина, стоящий рядом, пожал плечами.
— Из определенных источников мне известно, что после долгих размышлений решено дать кораблю имя «Северный полюс», — прошептал он таинственно.
— Это, наверное, было бы очень правильно, — обозвалось несколько голосов.
Вдруг все примолкли. Толпа замерла. Решительным движением Ева разбила о нос корабля бутылку, которую ей дал Арчер. В тот миг, когда пенная струя зашумела на досках, раздался ее звонкий, мощный голос:
— Нарекаю тебя именем «Фрам»!
И в ту же минуту по среднему флагштоку поднялся вверх пурпурный флаг, на котором большими белыми буквами было написано: «Фрам».
Из тысяч уст вырвалось: «Фрам!», заглушая удары топоров, которыми выбивали клинья и подпорки.
Корпус корабля вздрогнул, словно пробужденный от долгого сна. Медленно, а потом все скорее и скорее судно сползало по балкам стапеля вниз. Корма его все больше погружалась в темную синеву моря. еще мгновение, и масса воды хлынет через борта и затопит судно. Арчер в отчаянии прикрыл рукой глаза. Нансен побледнел. И вдруг снова послышался радостный гул толпы. «Фрам» спокойно покачивался на воде. Большая волна, поднятая судном, ударила о берег, хлюпнув на тех, кто стоял впереди. Но никто на это не обратил внимания.
— «Фрам», «Фрам»! — непрерывно скандировала толпа.
Нансен не мог отвести глаз от корабля, которому вскоре суждено стать его домом.
«Фрам» по-норвежски означает «Вперед». Фритьоф провозгласил именно тот лозунг, что и во время гренландской экспедиции: «Сжечь за собой все мосты. Тогда не будет выбора. Останется только одно — пробиваться вперед, до самой победы».
Ева Хелене Сарс родилась 7 декабря 1858 года 21-м ребенком в семье. Да, ее родители были чрезвычайно продуктивными и при этом очень яркими людьми. Ее отец, Михаэль Сарс (1805-1869), профессор зоологии Университета Христиании (позже — Университет Осло). Ее мать, Марен Катарина Вельхавен (1811-1898), увлекалась искусством и была сестрой знаменитого норвежского поэта-романтика Юхана Себастьяна Вельхавена (1807-1873). Сын священника, получивший богословское образование, он был профессором философии в Христиании. Лирика Вельхавена, собранная в книгах «Стихи» (1839) и «Сборник стихов» (1860) посвящена, главным образом, изображению норвежской природы и душевной жизни человека.
Сама Ева еще до замужества — талантливая женщина, известная оперная певица. Ее брат Эрнст стал историком, а другой брат, Оссиан — океанографом.
В Христиании (позже — Осло), где Ева родилась, ее мать была хозяйкой артистического салона. Возможно, что именно это повлияло на музыкальные вкусы Евы, а связи, завязанные в этом салоне, способствовали ее карьере. Она была независимой женщиной, которая знала, чего хотела, и в 28 лет, в 1886 году, поехала в Берлин изучать оперное искусство. Ее оперный голос был очень красив и выразителен. Но для оперной певицы Ева была относительно невысокой и атлетически сложенной.

Она увлеклась новым видом зимнего спорта — горными лыжами, став пионером в этом лихом занятии, одной из первых норвежских женщин, ставших на лыжи. Более того, Ева стала первой женщиной в Норвегии, надевшей брюки, направляясь на лыжную прогулку. Ей недостаточно было вести светскую жизнь и ходить в платьях.
Именно благодаря увлечению горнолыжным спортом завязались ее отношения с Фритьофом Нансеном, знаменитым к тому времени полярным исследователем. Осенью 1889 года они поженились, став самой современной парой в Норвегии, отдаваясь и после брака своему призванию.
Ева не только продолжала петь в операх дома и в других частях Европы и Скандинавии, но также давала уроки, когда была дома. Их первый ребенок родился в конце 1892 года, а спустя 6 месяцев Фритьоф отправился на Северный полюс.
В течение этой и последующих экспедиций Ева сама растила своих детей. В ноябре 1899 года она выступила с прощальным концертом, а в 1901 году, в возрасте 43 лет, родила четвертого ребенка. Их последний ребенок родился в 1903 году, когда ей было 45 лет! Поскольку Ева была вынуждена тратить свое время на обязанности матери и жены знаменитого человека, то у нее оставалось совсем мало времени для пения. Для того чтобы не терять связь с музыкальным миром, она давала музыкальные званые вечера. А потом, в 1906 году, Фритьоф стал первым послом Норвегии в Англии и перебрался в Лондон. Как только Ева приезжала в Англию, обязательно кто-нибудь из приходивших к ним в дом просил ее дать сольный концерт. В 1907 году такой концерт состоялся, и голос ее по-прежнему звучал великолепно, но в конце этого же года Ева неожиданно умерла, а Нансен остался вдовцом с пятью детьми на руках. Старшей дочери, Лив, было 14 лет, а младшему сыну, Эсмунду, всего 4 года.
«Той, которая дала имя кораблю
и имела мужество ожидать»
Название раздела — это посвященный Еве эпиграф описания путешествия Нансена.
Известно, что с юношеских лет Фритьоф Нансен был большой охотник за юбками и любитель красивых женщин. Так было и в течение многих лет, после того как он стал известен во всем мире. Дамы не могли устоять перед ним. А в 1988 году он встретил свою истинную любовь. Ее звали Ева Хелене Сарс. Она тремя годами старше — невысокая, круглолицая, темные волосы, большие глаза.
Когда летом 1889 года Нансен опять увидел Еву Сарс в Христиании, она была успешная концертирующая певица. И хотя Нансен сам купался в эти дни в аплодисментах, молодая женщина действовала на него, как позже вспоминал он в письме, — «как свежий ветер… который однажды вошел в мое серое существование». Влюбленная пара долго не ждала — 11 августа 1889 года они обручились, а через четыре недели, 6 сентября 1889 года, поженились. 8 января 1893 года родилась их дочь Лив.
Во время знакомства с Фритьофом Ева готовилась к карьере певицы, выступив за два года до этого на концерте в Риме пианистки и композитора Эрики Ниссен. Ее выступления, особенно в 1890-х, были восприняты как события в музыкальной жизни Христиании. Кроме того, она обратила на себя внимание и за рубежом.
В 1893 году Фритьоф отправляется на «Фраме» к Северному полюсу, исчезнув на целых три года, а Ева успешно продолжает заниматься пением.
В честь Евы и Лив Нансен назвал два острова Земли Франца-Иосифа. Ныне выяснилось, что это один остров, поэтому на картах он называется Ева-Лив.
После возвращения в 1896 году Нансен был занят отчетностью и статьями, а самое главное — он был сенсацией. А Ева, хоть и выступала в турах, но чувствовала себя не самой счастливой. Оба они были независимыми людьми с крутым темпераментом, что часто приводило к вспышкам.

«Фритьоф Нансен продолжает оставаться одним из самых значительных норвежских героев, но он оказался также тем, кто предал свою долготерпеливую жену и семью. Письма, написанные Евой Нансен, легко раскрывают новый облик полярника.
Личные письма только недавно появились и были изучены Карин Айсберг, опекуном Лыжного Музея в Осло, в котором отражено много экспедиций Фритьофа Нансена на лыжах.
Ева Нансен писала письма к подруге Кристин Хефтье (Heftye) между 1890 и 1904 годами. Другая часть писем была написана другой из подруг Евы Нансен, Анне Schjoett, и они помещены в Национальную Библиотеку. Ева Нансен изливает сердце в письмах, которые предлагают новый взгляд на беспокойную частную жизнь семьи Нансена. Фритьоф Нансен оборачивается печально известным бабником, обманывавшим неоднократно свою жену, вплоть до ее смерти в 1907 году.
Письма выявляют, что его собственная жена, родившая ему пятерых детей, не могла никогда полагаться на него. Твердый компаньон для авантюрного мужа, фактически, она — несчастная и растоптанная женщина, которая умерла в возрасте 49-ти лет, будучи такой слабой и безразличной, что была не в состоянии выдержать встречу с пневмонией.
«Я превращаюсь в старуху, коричневую, жирную и уродливую, никоим образом не женщину», — написала Ева Нансен Анне Schjoett за два месяца перед смертью.
Незадолго до этого Ева пережила потрясение, связанное с Сигрун Сэндберг (г.р. 1869), женой соседа, художника Герхарта Мунте, угрожавшей покончить с собой, если только Фритьоф Нансен не согласится оформить их отношения. Слухи и скандал начинали разворачиваться. Ева написала, что потеряла всю свою веру в жизнь» (из статьи в норвежской газете «Aftenposten»).

«13 августа 1905 года в Норвегии состоялось всенародное голосование о разрыве унии со Швецией; референдуму предшествовала страстная агитация. Результат превзошел самые пылкие ожидания. Как стортинг, так и народ на референдуме установили монархическую форму правления и избрали королем Карла, принца Датского, который вступил на престол под именем Хакона VII» (из Википедии).
Мод (1869-1938). Дочь британского короля Эдуарда VII. В 1896-м году в Букингемском дворце вышла замуж за короля Хакона VII Норвежского (1872-1957). Умерла в Лондоне в 1938 году (из генеалогии Виндзоров).

Из статьи в норвежской газете «Aftenposten»:
«Боманн-Ларсен (Bomann-Larsen) получил уникальный доступ к королевским архивам для его последней книги под названием «Vintertronen» («Зимний трон»). Материалы включали обширные личные дневники и корреспонденцию короля Хакона, которые были опечатаны, чтобы оставаться конфиденциальными.
Мод сумела вызвать чрезвычайную ревность жены норвежского исследователя и национального героя Фритьофа Нансена. Нансен был другом королевской пары и даже пробовал учить их кататься на лыжах, но Ева Нансен, очевидно, чувствовала, что ее мужа и Мод связывают слишком дружеские отношения, что королева является угрозой для нее, по словам Боманна-Ларсена. Ева даже написала письмо мужу, в котором она упоминала королеву, как «ваша возлюбленная Мод», и это ее муж был «возлюбленным рыцарем» Мод. Боманн-Ларсен сказал, что отношения между Фритьофом Нансеном и Мод «не были без возбуждения», но он не мог найти никакой документации, что они реализовались. «И Хакон VII все время полностью доверял Нансену», — добавил он».

… Смерть жены Фритьоф воспринял очень тяжело — уединился, встречался с людьми в небольших компаниях и избегал общества. Детей поднимали различные родственники и друзья, и они мало видели отца.
Дочь — Лив Нансен-Хойер — писала в своей книге об отце, что он был очень одиноким и несчастным в тот момент. Бывает настроение скорби и у мужчины, который был светом для миллионов — даже он страдает от тоски. Он был печальный и отдаленный, пытался забыться в работе, чтобы не оставаться в опустевшем доме, а в 1913 году умер его десятилетний сын Эсмунд, и он кричал безутешно на его могиле. Но многие коллеги считали его жестким и жестоким человеком.
В 1919 году Фритьоф Нансен женился на Сигрун Мунте — ему было тогда 58 лет, а ей 50. Их отношения начались еще на рубеже веков, когда они были соседями. Фритьоф тогда написал Еве письмо, в котором попытался мотивировать свои отношения с другой женщиной: «… когда я сдерживался с ней, я не делал этого, к моему удовлетворению: напротив, она давила на меня. Я сделал это, так как полагал, что должен помочь, должен обращаться с ней, как с пациенткой обращаются. Она трудный человек, и могла бы в этой ситуации разрушить себя, в ее запутанности с жизнью покончить… Теперь я хотел бы сердечно просить тебя не слишком тяжело воспринимать это. Ты все-таки знаешь ведь, как люблю я тебя, мою Еву. Твой мальчик».
Новый брак был не менее бурным, чем первый, но Фритьоф Нансен был намного спокойнее.
* * * * * * * * *
— Когда я умру, сожгите мое тело, пусть ветер развеет пепел на все стороны света…
«… Желание матери было выполнено, — вспоминала Лив. — Нет могилы. Никто не знает, где ее останки. Или их на четыре стороны развеял ветер, как она того хотела, или, может, они закопаны на огороде под кустом роз, который она любила. Никто не знает и никто из нас об этом не спрашивает. Это тайна отца, его святая тайна» (из книги Алина и Чеслава Центкевичей «Что из тебя вырастет, Фритьоф?»).
«Еще один мотив, еще одна слеза,
еще один сюжет, похожий на любовь»
Софья Васильевна Ковалевская родилась 3 (15) января 1850 года в Москве.
Первая женщина профессор России… Она ведь и увлекалась обычно очень талантливыми людьми.
В 1883 году Софья Васильевна Ковалевская получила приглашение от шведского математика Миттаг-Леффлера занять должность приват-доцента в Стокгольмском университете. В ноябре того же года она выехала в Швецию.
Дом Ковалевской стал одним из центров интеллектуальной жизни Стокгольма — здесь бывали известный исследователь Нансен, многие писатели, ученые.
«Человек редкой духовной и физической красоты и самая умная и обаятельная женщина Европы», — говорил о ней Фритьоф Нансен.
В 1888 году — лауреат премии Парижской академии наук за открытие третьего классического случая разрешимости задачи о вращении твердого тела вокруг неподвижной точки. Вторая работа на ту же тему в 1889 году отмечается премией Шведской академии наук, и Ковалевская избирается членом-корреспондентом на физико-математическом отделении Российской академии наук.
29 января 1891 года Ковалевская в возрасте 41 года скончалась в Стокгольме от воспаления легких.
* * *
Софья Ковалевская умерла в дороге от туберкулеза,
не дождалась кафедры в Петербурге,
ее карету колыхали снежные пурги,
и она лежала, как большая строгая роза.

ее возлюбленный, путешественник Фритьоф Нансен
под северное сиянье уводил свои корабли,
он был могучий мужик, но вот ведь нонсенс —
почти ничего не смыслил в любви.

Он хотел, чтобы Софья сидела дома,
была женой и хозяйкой, как все,
из профессора математики он хотел сделать гнома,
который ищет мышиную шерсть в овсе.

Софья Ковалевская знала высокий порядок чисел,
даже знала, как знаменитой стать в одночасье,
но между землей и небом как парашют повисла,
так и не вывела формулу счастья.

Неожиданно заканчиваются скандинавские сказки
саван снежного поля, пурги балдахин,
пух и прах…
но эти маленькие неувязки
не отменяют бреющего полета больших величин.
(Марина Тарасова)
23 января 2004 года в газете «Известия» было опубликовано интервью с Эльдаром Рязановым, предварявшее цикл телепрограмм «Поговорим о странностях любви».
«Мы хотели делать историю еще про одного иностранца (путешественник Фритьоф Нансен — «Известия»). Его любовью была Софья Ковалевская», — рассказал Рязанов.
«У нее было много друзей, в основном в писательских кругах, но в личной жизни она по-прежнему оставалась одна. Идеальные отношения Софья представляла себе таким образом: совместная увлекательная работа плюс любовь. Однако в глубине души она понимала, что ее работа всегда будет стоять стеной между ней и тем человеком, которому станет принадлежать ее сердце. Честолюбие мешало ей быть просто любящей женщиной.
Правда, мелькнул в ее жизни один человек…
Фритьоф Нансен, знаменитый полярник, был на десять лет моложе Софьи. Она чувствовала себя не тридцатипятилетней женщиной, а девочкой семнадцати лет, какой была когда-то…
А он помолвлен и обязан сдержать слово, данное много лет назад, иначе обесчестит свое славное имя…» (из Интернета).

Статьи в прессе, посвященные отношениям Софьи Ковалевской и Фритьофа Нансена, становятся все цветистее и фантастичнее, обрастая немыслимыми подробностями.
А реальные события таковы, что с Евой Сарс Нансен познакомился после Гренландской экспедиции 1888 года, и других невест, обрученных с ним чуть ли не с детства, у него не было. Как и не было у него многолетнего романа с Софьей Ковалевской, о чем свидетельствуют серьезные источники — ведь биография женщины-математика известна до мелочей.
«В это время (1988 — М.О.) она познакомилась со знаменитым норвежским путешественником Нансеном, и его личность произвела на нее впечатление. Это было в январе, а в марте того же года она встретилась с другим человеком, которому суждено было играть важную роль в ее судьбе» (из книги «Софья Ковалевская. Женщина-математик. Ее жизнь и ученая деятельность»).
«Волевым усилием она победила и другое увлечение — исследователем Арктики Фритьофом Нансеном. Оба говорили, что если бы между ними ничего не стояло (у Нансена была невеста, и он был моложе Ковалевской больше чем на десять лет), встреча могла бы круто изменить их жизнь. Великий норвежец считал, что Софья — самая даровитая из всех людей, когда-либо встреченных им. «Нансен на великом жизненном пиру получил именно ту порцию, которую он сам желал», — говорила Ковалевская. И еще: он «слишком хорош, чтобы рисковать своей жизнью в Гренландии». Роман закончился, не начавшись» (И.Я. Кошелева «Настигнет и убьет»).

Главным делом для обоих была работа, выполнение своего предназначения. Как вспоминали о Фритьофе Нансене, в отличие от многих полярных путешественников, его никогда не интересовала сугубо спортивная цель — первым достичь точки полюса. Его захватывала наука, влекла возможность раскрытия неизвестных тайн природы. Позднее он писал: «Мы отправляемся не для того, чтобы отыскать математическую точку, образующую северный конец земной оси — ибо достижение этой точки имеет само по себе небольшое значение, — но чтобы произвести наблюдения в большой неведомой области Земли, окружающей полюс».
«Трудно любить гения». Эту фразу я услышала в связи с историей семейной жизни Льва и Коры Ландау. И Ева Сарс, и Кора Дробанцева — обе сознательно выбрали свой путь, хотя и реализовали свою миссию жен великих людей по-разному. Сложно подходить с простыми мерками к подобным семьям, тем более, судить их за то или иное. Возможно, великая миссия мужей могла быть реализована именно так, а не иначе, именно в совокупности тех жизненных ситуаций, которые в итоге сложились.
* * *
Почему эта женщина любит охотника,
мотогонщика любит, а та
поклоняется сыну плотника,
омывает ноги Христа?

Цель их гибельных судеб не познана
у креста, у развилки шоссе…
— Чья ты вестница? Кем ты ниспослана?
— Я такая же баба, как все.

Но ловлю я в смертной бессмертное
и люблю потаенную речь.
Вся ты — слово, что небом начертано,
как, тебя, постигая, сберечь?

Нет властителя — нет и узника.
Не о том ли поет ручей?
Ты ничья, потому что ты — музыка!
— Вот мой муж. Не могу быть ничьей…
(Кирилл Ковальджи)
Дивертисмент
Эдвард Григ был алчным читателем и не отставал от современной литературы, особенно поэзии. В 1895 году он встретил «… абсолютно блестящую книгу, где музыка кажется уже скомпонованной. Мне нужно только написать ее внизу». Он был очарован языком, таким богатым, что слова несли музыку в себе. Поэт был Арне Гарборг (1851-1924). Григ выбрал для цикла восемь песен, чтобы они стали «… лучшими песнями, которые я когда-либо писал». Гарборг услышал результат в концерте, где их исполнила Ева Нансен, и написал композитору: «Я так горд, так беззастенчиво горд, что вы смогли использовать эти песни». Прием был потрясающий. «Haugtussa» — многогранная работа, где поэзия природы и судьба сплетены вместе в уникальной форме.
«Прочитав поэму Арне Гарборга «Девушка с гор» («Haugtussa», 1895), Григ был глубоко взволнован трагической историей любви простой крестьянской девушки, живущей среди поразительной по красоте природы в горах западной Норвегии. В результате работы над стихотворениями был создан вокальный цикл, единственный в песенном наследии Грига с сюжетной линией, являющийся, без сомнения, вершиной позднего творчества композитора. Проникновенная лирика в «Девушке с гор» сочетается с тонкой звукописью, мастерской передачей пейзажа и национального колорита. Ручей в последней песне у Грига становится главным действующим персонажем этого удивительного повествования» (из биографии Эдварда Грига).
Песни «Любовь» и «Среди черники» из вокального цикла «Девушка с гор», входившего в репертуар Евы Нансен, можно скачать и послушать в исполнении Нины Поставничевой на ее странице в «Красной книге российской эстрады».
Любов Нансена
Я кохаю Вас, Єво. Не виходьте за мене заміж.
Не жалійте мене, хоч і тяжко буде мені.
Я Вас прошу, ні слова. Усе передумайте за ніч.
Добре зважте на все, і вранці скажете: ні.

Світла мрія про Вас співає мені як сирена.
Прив'яжуся до щогли і вуха воском заллю.
Розумію, це щастя. Але щастя — воно не для мене.
Я боюся Вас, Єво. Я вперше в житті люблю.

Моя Пісне Пісень! Золоте пташеня мого саду.
Корабель попливе, я не вдержу його в берегах.
«Фрам» — це значить «Вперед». Ви залишитесь, Єво, позаду.
Бо до серця підступить вічний пошук у вічних снігах.

Тиждень буде все добре. цілуватиму Ваше обличчя.
Може, навіть, не тиждень, а цілі роки минуть.
Будем дуже щасливі. Але раптом Воно покличе.
Ви зумієте, Єво, простити це і збагнуть?

Ви не будете плакать? Не поставите душу на якір?
Не зіткнуться в мені два начала — Ви і Воно?
Я без Вас нещасливий. А без нього буду ніякий.
Я без Вас збожеволію. А без нього піду на дно.

Ваш теплі долоні і мої відморожені руки…
Як вуста відірву від такої сумної руки?
Чи зумієти жить від розлуки і знов до розлуки?
А якщо доведеться чекати мене роки?

«Фрам» застрягне в льодах… А якщо не вернуся я звідти?..
Я ж собі не прощу! А якщо у нас буде дитя?!
Ви, така молода!.. Ви, що любите сонце і квіти!
— Я люблю Тебе, Нансен! І чекатиму все життя.

Все, що є найсвятіше в мені, називається Нансен.
Хай співає сирена, вона перед нами в боргах.
Я сама розіб'ю об «Фрамові» груди шампанське,
Як покличе тебе вічний пошук у вічних снігах.

Моя Пісня Пісень! Вічний саде мій без листопаду!
Ти відкриєш свій полюс. Тебе не знесе течія.
Подолаєш сніги. Все залишиться, милий, позаду.
«Фрам» — це значить «Вперед». А на обрію буду я.
(Лина Костенко)


Автор: Мария Ольшанская


Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В.



Важно знать о Норвегии Мария Ольшанская - Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене

Мария Ольшанская - Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене


 

Библиотека и Норвежский Информационный Центр
Норвежский журнал Соотечественник
Общество Эдварда Грига


Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене Назад Вверх 
Проект: разработан InWind Ltd.
Написать письмо
Разместить ссылку на сайт Norge.ru