Премьер-министр Норвегии: трагедия научила, как важно замечать человека
 В интервью газете Aftenposten премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг говорил о потрясшем общество месяц назад массовом убийстве и его последствиях — чувстве вины и о выводах, которые предстоит сделать. Записал разговор Томас Бу Хорнбург.
Резиденция премьер-министра Норвегии, 23 июля 2011 года, 8 часов утра. Йенс Столтенберг колеблется. Крепко держит написанные тексты, кажется отстраненным.
Он не спал, он в стрессе от полученного от директора полиции Ойстена Маэландта сообщения. Около половины третьего ночи Ойстен Маэландт сообщил по телефону, что на острове Утейя убиты не менее 80 человек. «Это было как кошмарный сон», — скажет Столтенберг перед телекамерами.
Со дня трагедии прошли четыре недели. Четыре долгих недели, которые можно назвать самой тяжелой ситуацией, в которую ни один премьер-министр Норвегии не попадал со времен Второй мировой войны.
За это время Йенс Столтенберг принимал участие в семи похоронах, шесть раз произносил длинные речи, встречался со многими выжившими на Утейе, а также с братьями и сестрами погибших, их спутниками жизни, родителями — преимущественно во время приватных встреч, где он в основном слушал рассказы о тех молодых людях, которые уже никогда не вернутся домой.
Но и у особого положения существуют какие-то свои этапы, свое развитие и в итоге свое окончание.
В минувший вторник Йенс Столтенберг открыл новый учебный год в университете Nordland в Северной Норвегии. Это был первый запланированный визит Йенса Столтенберга в качестве премьер-министра после трагедии 22 июля.
В своей речи премьер-министр говорил и о кровавой бойне, и о демократии. Встречался с молодежью, которая пережила эту кровавую бойню на Утейе. Он позволил себе в речи даже немного пошутить о том, что в студенческие годы сам был очень усердным.
Хоть он был одет и в черный костюм, галстук был в белый мелкий горошек на черном фоне — впервые после 22 июля. Это было словно каким-то небольшим знаком, что особое положение подходит к концу. Данный выбор он сделал сознательно, и обсуждал этот вопрос с сотрудниками бюро премьер-министра.
На протяжении последней недели газета Aftenposten постоянно наблюдала за действиями Столтенберга и его команды. На прошлой неделе он принимал участие в похоронах последней жертвы событий 22 июля. Тщательно готовился к международной минуте молчания, состоявшейся в концертном зале Spektrum в Осло. Из самой глубокой фазы скорби он выходил постепенно, маленькими шажками. «Мы подходили к этому слишком узко. Скоро это должно закончится», — сказал один из сопровождающих Столтенберга.
Премьер-министр в первый раз говорил о собственной скорби, об Андерсе Беринге Брейвике, о чувстве вины и выводах из трагедии. О том, как Норвегия и партия премьера — Партия труда — меняются. И о своей команде, которая на первом этаже его собственного дома руководила правительством последние четыре недели.
Но сама команда довольна — во многом и тем, что уже вечером 22 июля, через несколько часов после того как бюро премьер-министра сильно пострадало во время взрыва, дом премьера, который расположен за королевским замком, превратился в действующий центр управления государством. Спальни использовались как офисы, а небольшой диванный комплект на первом этаже дома — как место для собраний и совещаний.
В основном все функционировало нормально, за исключением того, что к двум принтерам, стоящим прямо на полу гостиной, постоянно образовывалась очередь. Многие сотрудники в течение первой недели и спали прямо на работе.
Заведующий бюро премьер-министра Карл Эйрик Шетт-Педерсен выполнял большинство обычных рабочих обязанностей премьера. Руководитель по связям с общественностью Ганс Кристиан Амундсен писал все тексты речей и некрологов, которые после событий 22 июля выходили как с конвейера.
Референт Нина Фрисак заботилась о том, чтобы все работало, в том числе беспокоилась и о том, чтобы в диванном уголке, где совещались, стояла чашка с орехами и печеньем Maryland.
Единодушие в команде, которое сам премьер называет исключительным, способствовало тому, что в первые десять дней Столтенберг сумел с критической ситуацией справиться.
Потом, в те длинные недели после 2 августа, Йенс Столтенберг почти каждый день участвовал в похоронах. Если для многих норвежцев все потихоньку потекло своим чередом, для премьер-министра это время было глубочайшим погружением в траур.
В конце одних из похорон он признался, что кажется нереальным, что через несколько недель начнется предвыборная кампания — местные выборы, назначенные на 12 сентября, кажутся чем-то очень далеким. На вопрос, доволен ли он избирательной кампанией, Йенс Столтенберг ответил, что испытывает смешанные чувства. Один из его сотрудников признался: «Другие партии обсуждают, какого Йенса Столтенберга мы увидим в будущем. Честным будет ответ — мы не знаем. Я думаю, что он и сам этого не знает».
Теперь, когда с момента террористических атак прошло какое-то время, премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг уже может говорить о том, как террор оказывает влияние на Норвегию, Партию труда и на него лично, хотя ответы по-прежнему не возникают сразу.
О траурных встречах
Осенью руководитель по связям с общественностью говорил о вас как о жестком политике. За последние недели вам довелось и плакать, и утешать, и обнимать скорбящих. Для вас это неожиданно?
Нет. Мне кажется, что это то качество во мне, которое сейчас нужно показать, однако раньше для этого не было необходимости. Я по-прежнему занимаюсь экономической политикой и вопросом рабочих мест. Но в эти недели самым важным было проявление человеческой заботы и участия. Это было очень естественно.
Вы принимали личное участие во многих похоронах, плакали и говорили о том, что сами являетесь отцом. Почему?
Для меня это и есть очень личное. Я переживал случившееся так же, как и другие. Я хотел это показать. Мне кажется, что близкие погибших это ценят.
Иногда вы, встречаясь с людьми, которых вы не знаете, производите впечатление стеснительного человека. Но когда вы встречались с родными и близкими погибших, которых многие из нас стараются избегать, вы казались очень уверенным в себе.
По моему мнению, встречаться с родными и близкими погибших очень важно. Важно придти к ним, поговорить о личном. Это никогда не будет неправильным. Некоторые могут показаться излишне погруженными в себя, но все же им приятно, когда их обнимут, скажу пару теплых слов. Такие встречи имеют свою цель и особое значение.
О запасах силы
С 22 июля вы побывали на семи похоронах, произнесли десяток речей, много работали. Где вы находите для этого силы?
После первых ночей, когда пришлось спать совсем мало, потом я имел возможность нормально спать.
Успевали ли вы заниматься спортом?
Да. Пару раз катался на велосипеде. Для меня очень важно иметь возможность нормально спать и заниматься спортом. Особенно теперь. Но я получаю большой заряд энергии и от общения с родственниками погибших — взамен я получаю человеческое тепло. И черпаю силы от своей семьи.
Ваши консультанты жили в основном в вашем же собственном доме...
Да, мой офис находится теперь на первом этаже моего дома. Когда в восемь часов утра я спускаюсь вниз, там уже вовсю кипит работа. То же самое происходит и тогда, когда я уже ухожу спать.
Что делала за эти четыре недели команда бюро во главе с премьер-министром?
Сформировалось чувство единства, что исключительно хорошо. Мы стали друг другу ближе просто физически — раньше мы располагались на четырех этажах, пользовались внутренней телефонной связью и прочими подобными вещами, а теперь все находимся здесь вместе.
Хорошо, что не мусульманин
Женщина норвежско-сомалийского происхождения Кадра Юсуф — одна из многих, кто рассказывал, как после взрывов в правительственном квартале норвежских иммигрантов преследовали. Что вы об этом думаете?
Я слышал несколько историй о том, что мусульмане чувствовали себя в ту пятницу словно подозреваемые, а некоторые — преследуемыми. Это предупреждение. Это наши предрассудки. Это свидетельствует о стереотипном мышлении, с которым мы должны бороться. Поступки совершаются не этническими группами, а людьми.
Вы уверены, что Норвегия смогла бы противопоставить террору проявление заботы, любви и мультикультурности, если бы за этим деянием стоял мусульманин?
Нет, абсолютно уверенным быть не могу. Я надеюсь, что это было бы так, но не уверен в этом. Стереотипное мышление очень опасно. Я верю, что после событий 22 июля стало очевидным, как важно замечать человека.
Многие говорили, что они испытали облегчение, когда выяснилось, что преступник по национальности норвежец. Вы испытали то же самое?
В тот вечер я был настолько глубоко обеспокоен всем тем, что произошло, что назвать это «чувством облегчения» будет неправильно. Но когда мы узнали, что с большой долей вероятности преступник — норвежец, я понял, что мы избежали того, что могло бы произойти — волны ненависти против живущих в Норвегии мусульман и конфликтов.
Андерс Беринг Брейвик
До сих пор в официальных речах вы не использовали имя обвиняемого в совершении терактов Андерса Беринга Брейвика. Почему?
Я не собираюсь постоянно бойкотировать его имя...
Вы хотели бы использовать его имя теперь, в этом интервью?
Я не ставил перед собой никаких абсолютных запретов на использование его имени. Я могу его произнести: Андерс Беринг Брейвик. Было бы слишком жестко делать из этого абсолютный запрет. Но для меня важно, чтобы он и все, что он отстаивает, не получали бы чрезмерного внимания. Начиная с первого вечера для меня было важно, чтобы мои высказывания не касались темы мести и наказания, а только подчеркивали то хорошее, что в нас есть.
Андерс Беринг Брейвик внешне был обычным парнем из части города Сместад в Осло. Как мог получиться из него массовый убийца?
Я думал об этом. Это трудно понять, и это явно совпадение многих факторов. Но как премьер-министр я не хотел бы спекулировать на эту тему.
Вы думали над тем, чтобы поговорить с его матерью, которая также является жертвой?
Нет. До сих пор я об этом не думал. Я не задумывался и над тем, будет ли это актуально и в будущем.
О своей популярности
Через три дня после террористической атаки норвежская газета VG назвала вас нашим новым руководителем, который объединяет. Вам это совершенно не понравилось. Почему?
Мне понравилось бы, если бы внимание досталось тем, кого оно касается. Ни на секунду мы не должны забывать, что это касается тех, кто погиб, кто тяжело ранен, кто пережил страшные мгновения, а также близких этих людей — тысячи человек.
Вы были удивлены вниманием, оказанным вашей персоне?
Я благодарен за ту теплоту и заботу, которые народ проявляет по отношению ко мне. Но еще раз: дело не во мне.
О Партии труда
Что вы думаете о том, что ваша партия, Партия труда, после событий 22 июля получила больше сторонников?
Я обращаю на это значительно меньше внимания, чем можно было бы предположить. На этой неделе я начинаю предвыборную кампанию, потом остаются еще три недели. Это долгий срок, и за три недели многое может измениться.
Как события 22 июля повлияют на Партию труда в долгосрочной перспективе?
Это станет частью нашего идентитета и нашей истории. Это останется с нами. Навсегда. Это очень сплотило организацию. Однако в целом говорить что-то пока рано.
В последние годы по вопросам иммиграции и политики интеграции Партия труда очень приблизилась к Партии прогресса. Теперь вы об этом сожалеете?
Я не согласен с тем, что мы сблизились с Партией прогресса. В дебатах эти две сферы часто путают. У нас должна быть последовательная, но справедливая политика иммиграции и политика интеграции, кроме того, новая постановка проблемы. Я хорошо помню это с той поры, когда мы были в правительстве в 1990-е годы.
Стало ли проблемой, что в течение последнего месяца символ Партии труда — розу, а также слова «единство» и «солидарность» террорист превратил для всего народа в символы дистанцирования?
Нет. Я думаю, что эти символы во многом на благо Норвегии.
О безопасности и полиции
Чувствуете ли вы себя после 22 июля в меньшей безопасности?
Нет. Я чувствую себя в безопасности, поскольку мы живем в стране, которая является одной из самых безопасных в мире, и полиция заботится о нашей безопасности.
По поводу действий полиции после событий 22 июля задавались очень критичные вопросы. Могли бы вы что-то прокомментировать в связи с этой критикой еще до того, как комиссия по расследованию произошедшего изучит обстоятельства дела и сделает выводы?
Нет. Речь идет о таких серьезных вопросах, что будет неправильным делать это сейчас. Но если понадобится провести какие-либо изменения, мы не будем дожидаться окончательного рапорта комиссии.
Должна ли Норвегия в будущем стать страной с повышенными мерами безопасности?
Эта оценка изменчива. Но мы должны помнить, что начиная с того времени, когда 11 лет назад я первый раз занимал пост премьер-министра, уровень общей безопасности повысился. В тот раз у меня не было охранника. Когда премьер-министром был Гру Харлем Брундтланд, посещавшие его саамы заняли тогда его офис. Даже те государства, которые используют значительно более строгие меры безопасности, не смогли защитить себя против террора — например, Лондон, Нью-Йорк и Мадрид.
Норвегия после 22 июля
Через неделю после террористического акта вы сказали, что существует Норвегия до 22 июля и Норвегия после 22 июля 2011 года. Как эти события изменят Норвегию?
В плохом можно найти и хорошее. Мы уже видели людей, которые выступают за определенные базовые ценности. Это значительная сила сама по себе, она побуждает весь народ выходить на улицы и продемонстрировать теплоту и человеческую заботу, а также поддержать Норвегию как открытое демократическое государство, где никто не должен бояться, и выразить свое мнение.
А как может измениться политика в долгосрочной перспективе?
Атмосфера должна стать более осторожной — по крайней мере, тогда, когда мы обсуждаем темы иммиграции и мультикультурности в Норвегии. Кроме того, мы воспринимали демократию как нечто само собой разумеющееся. Я думаю, что многие начнут ценить демократию и принимать в ней активное участие.
Изменило ли 22 июля ваше представление о каких-то отдельных политических аспектах?
Оно укрепило понимание того, насколько важна наша демократия, что мы можем смело говорить, что пожелаем, даже противоречивые вещи, нам не приходится чего-то бояться.
Следует ли поэтому расширить свободу выражения?
Ограничения имели очень небольшое практическое значение. Дело совсем не в параграфах, а в тех ограничениях, которые устанавливаются для самих себя. Думаю, что люди могли бы смело высказывать то, что они думают, но каждый отвечает за то, что причиняет другому боль.
Об ответственности и вине
В Интернете многих спасшихся с Утейи обвиняют в том, что они не оказали достаточной помощи остальным. Как нам следовало бы к этому относиться?
Сам я этого не видел, но многие говорили об этом. Думаю, что в первую очередь мы должны быть счастливы за тех, кто выжил. Мы там не были и никогда не сможем представить себе, что испытывали те, кто оказался на острове в тот момент, и что они могли сделать.
Хотели бы вы сказать что-нибудь тем, кто спасся с Утейи и сейчас чувствует себя виноватым…
Виноват лишь один человек — преступник. Все попытки частично переложить вину на других уменьшают его ответственность. Мы никогда не должны забывать, что виновен преступник и он отвечает за всех погибших.
Ощущаете ли вы и свою личную ответственность, поскольку это произошло в то самое время, когда вы были премьер-министром?
Я чувствую ответственность за все то, что мы делаем и за все то, чего мы не сделали, я пытаюсь защитить нас от подобного рода нападений, поскольку являюсь премьер-министром Норвегии.
Поэтому насколько только возможно я был доступен для тех, кого это коснулось, я разделил траур всех людей, но при этом взял в свои руки инициативу, чтобы мы смогли узнать честно и без прикрас всю правду о том, что же произошло 22 июля.
Были ли вы немного наивны до совершения этого чудовищного теракта?
Сейчас говорить об этом еще слишком рано, хотя после такого кровавого теракта было бы странно, если бы мы не обнаружили чего-то такого, что в будущем следовало бы сделать иначе.
Через три дня после теракта вы пообещали на Ратушной площади перед лицом 200 000 человек, что день 22 июля никогда больше не повториться. Каким образом вы можете такое пообещать?
Это серьезная цель, которая стоит перед объединившимся народом. Я не могу исключить вероятности будущих терактов в Норвегии. Дать такой гарантии я не могу. Но мы должны сделать все, что возможно, для того, чтобы избежать подобных происшествий. Как с помощью применения мер обеспечения безопасности, так и за счет единства и убеждений.
Перевод с норвежского языка Кай Тиммуск. Статья была опубликована 20 августа в норвежской газете Aftenposten.
4 МЫСЛИ
• Поступки совершаются не этническими группами, а людьми.
• Для меня было важно, чтобы мои высказывания не касались темы мести и наказания, а только подчеркивали то хорошее, что в нас есть.
• Это станет частью нашего идентитета и нашей истории. Это останется с нами. Навсегда.
• У нас должна быть последовательная, но справедливая политика иммиграции и политика интеграции, кроме того, новая постановка проблемы.
Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В. Источник: Postimees
Томас Бу Хорнбург - Премьер-министр Норвегии: трагедия научила, как важно замечать человека. Интервью газете Aftenposten премьер-министра Норвегии Йенса Столтенберга Томас Бу Хорнбург - Премьер-министр Норвегии: трагедия научила, как важно замечать человека
| 
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
