ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГОРАМ
Татьяна Львовна Жданова
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГОРАМ
Отрывки из книги воспоминаний
 Вследствие моего неумения экономить и откладывать деньги у меня никогда не было лишней суммы к отпуску, и отпускные деньги мне приходилось рассчитывать очень жёстко – «и на шило, и на мыло, и чтоб выпить на что было». К своему первому в жизни отпуску летом 1970 года, я тоже пришла с пустыми руками.
Я понятия не имела, куда мне ехать и чем заниматься. Но тут совершенно неожиданно Ловуха предложил мне пойти вместе с ним в горы. Он собирался пройтись по Кавказу со своим другом Сергеем и сыном Алёшей, которому в то время было четырнадцать лет. Мне казалось интересным пойти в такой поход, хотя я сомневалась, смогу ли я лезть в горы. Ловуха заверил меня, что всё будет о'кей, и я согласилась. Папа отнёсся к моему плану весьма скептически и высказался по этому поводу приблизительно так: «Зря ты, Танька, всё это затеяла. Ты Ловуху плохо знаешь, с ним бывает очень трудно. Кончится это тем, что ты с ним поругаешься, вот и всё». Конечно, я понимала, что папа может быть очень даже прав, но я уже ввязалась в это дело, и отказываться было неудобно. Кроме того, я считала себя человеком достаточно нетребовательным и неконфликтным и думала, что всё обойдётся.
Начало путешествия было тихим-спокойным. По указанию Лёвы, я купила кое-какие припасы – крупу, сахар, сухари. Стоило всё это совсем не дорого и вместе со стоимостью билетов до Новочеркасска составляло вполне посильную для меня сумму. Я купила себе так называемые «вибрамы» - ботинки для хождения по горам. Рюкзак и спальник мне выделил Ловуха. Куртку дала Катя. А вот штаны у меня были свои собственные, совершенно замечательные. В те времена только начали появляться товары из синтетики, и порой они были очень грубыми, даже неприятными на ощупь. Вот и мои штаны были такими – на вид красивыми, ярко-синего цвета, а на самом деле шершавыми, даже какими-то «негнущимися». Такие тогда многие носили. Благодаря этим замечательным штанам, я сохранила, можно сказать, себе жизнь и честь. Но об этом потом.
Скорее всего, наше путешествие пришлось на начало июля. Мы уселись в поезд и весело отправились в путь. В дороге у меня, как назло, разболелся зуб, но я сумела успокоить его при помощи зубной пасты «Поморин», которую нам тогда поставляли болгары. Я разболтала кусочек пасты в тёплой воде и полоскала свой зуб и десну. И – о,чудо! – зуб успокоился. Всё это время Ловуха был очень предупредителен, даже заботлив.
Неприятности начались буквально на второй день нашего похода. Мы приехали в Новочеркасск и на автобусе добрались до Домбайской долины. Там мы поставили наши палатки: в одной устроились мы с Лёвой, а в другой – Сергей с Алёшей. Рядом с нами разбили свою палатку двое москвичей - Лёня и Оксана. Они не были ни мужем и женой, ни любовниками - они были друзьями по совместным походам. В этот год случилось так, что никто из их друзей не смог поддержать компанию, вот они и отправились в поход вдвоём – на моё счастье.
Забавно, но когда я увидела Лёню (ему было сорок шесть лет, как и Ловухе, и он тоже участвовал в войне), я сразу подумала: «Наверное, его зовут Лёня». Он мне тут же напомнил того самого трёхлетнего дамского угодника Лёню, который когда-то потихоньку пил мою кровь в младшей группе детского сада, где я была воспитательницей. Те же самые серо-голубые глаза под густыми и длинными ресницами, тяжесть которых, кажется, векам трудно удержать, те же волнистые волосы, та же немного капризная складка губ. И когда он назвал своё имя, я ничуть не удивилась. Я бы скорее удивилась, если бы его звали как-то по-другому. Лёня был тяжело ранен на фронте; пуля, видимо, перебила какое-то сухожилие, и он не владел правой рукой, она у него висела плетью вдоль тела. Однако Лёня настолько ловко управлялся левой рукой, что мы просто диву давались. Иногда, если ему, например, надо было топориком открыть консервную банку, он левой рукой подкидывал правую, чтобы она придерживала своей тяжестью банку в нужном положении, а потом левой рукой очень точными и рассчитанными движениями вскрывал банку. Так же он ставил палатку, разжигал костёр и так далее.
Оксана была симпатичной женщиной лет тридцати с лишним, незамужней и бездетной. Кажется, они с Лёней работали в одном учреждении, но точно я не помню. Как оказалось, их маршрут поначалу совпадал с нашим, а потом наши пути расходились. Конечной целью нашего путешествия была деревня Псху – поселение бывших староверов на широком плато в горах, в довольно труднодоступном месте. Ловуха бывал там прежде и со сладострастием расписывал тамошние места и тамошний мёд. Лёня и Оксана вроде бы прельстились его описаниями и решили держать путь тоже на Псху, но они рассчитывали придти туда позже нас.
У Лёни и Оксаны была очень простая палатка, так называемая «серебрянка». При установке она опиралась на два костыля-посоха – один ставился у «окна», другой у «двери» - и прикреплялась к земле четырьмя колышками по углам, а края палатки прижимались к земле любыми камнями размером с детский мяч. Ставили они её и снимали, дай Бог, минут за десять-пятнадцать. У Ловухи же была жутко «навороченная» палатка, которую ему подарили норвежцы. Собрать и разобрать её, по-моему, мог лишь инженер с университетским образованием. Установка этого сине-оранжевого чуда занимало минут сорок, а то и час. К ней прилагались штук двадцать колышков, все они терялись и путались, Ловуха нервничал и злился, выдирая из земли те колышки, которые были воткнуты не на место, и вообще всё это напоминало истории Джером Джерома.
Естественно, в первый день мы забраться достаточно высоко не могли, и первый наш подвиг – переход через Алибек – был назначен на завтра.
Я уж не помню, в эту ли ночь или в следующую нас накрыло сильным дождём. Я только помню, что рано поутру мы ходили кругами у нашего костра, пытаясь высушить спальники, а туча, которая поливала нас дождём, тоже ходила кругами над котловиной и то отдалялась от нас, то снова простиралась прямо над нами, забираясь при этом всё выше и выше. И мы ждали, когда она, наконец, поднимется так высоко, чтобы ветер мог сдуть её в сторону и отнести подальше от нас.
Мы все были сырые, спальники тоже сырые, ноги сырые, и на душе было сыро. Наконец, дождливое облачище поднялось выше краёв котловины, и ветер тут же развеял его. Солнце быстрее огня высушило наши вещички, и на душе тоже потеплело. Из-за этого дождя в путь мы вышли часа на два позже, чем предполагали.
Лёня с Оксаной, в чьей в палатке почему-то было сухо, с любопытством наблюдали за хороводом, который мы вчетвером водили вокруг костра. Когда мы, снявшись с лагеря, прошествовали мимо их палатки, они приветливо помахали нам. Они должны были выйти приблизительно через час.
Я впервые вышла в горный поход. Я понятия не имела о том, как надо идти по горам. Разумеется, я повиновалась тому ритму, который нам задал мой старший и опытный брат. В результате, первые пятьдесят минут мы неслись в гору чуть ли не галопом. Я поспевала за своими спутниками, как умела, что было для меня очень трудной задачей. Я и по ровному-то месту не слишком быстро передвигаюсь, а уж лезть вверх на скорости – это вовсе не моё любимое, но тут уж выбирать не приходилось. Как-то всё же мне удалось от них не отстать, и когда у меня окончательно позеленело в глазах и тошнота подступила к горлу, а сердце приготовилось навсегда выпрыгнуть из груди, Лёва объявил привал. Мы все, не снимая рюкзаков, повалились на спину, стараясь пристроить ноги повыше. Так мы отдыхали минут десять, а потом снова бросились бежать в гору.
Я лезла вверх с обречённостью смертника. Я не видела красот окружавшей меня природы, в ушах у меня звенело, перед глазами плавали зелёные круги, пот лил с меня градом. Единственно, что меня удивило, - это какая-то обезьянья ловкость, с которой я вдруг стала цепляться за какие-то корешки, травки, стебельки, торчавшие из-под земли, - раньше я за собой такой ловкости не замечала. Она, видно, дремала во мне и проснулась, когда явилась необходимость. Каким-то чудесным образом я определяла, за какой стебелёк я могу удержаться и на какой корешок опереться хоть на секунду, а какая травинка не выдержит и оборвётся. Всё это определялось на спинно-мозговом уровне и очень быстро.
На исходе второго часа похода мы снова попадали на спину, чтобы немного передохнуть. И вот тут-то я удивилась по-настоящему: из-за ближайшего огромного валуна по тропе к нам вышли Лёня и Оксана. Они шли, не торопясь, что называется, ни шатко, ни валко, спокойно переговариваясь между собой. Не было заметно, что они задыхались или исходили потом. Они спокойно поприветствовали нас и устроились рядом с нами отдохнуть. Они действительно вышли в путь позже нас на час с лишним, тем не менее сумели нас нагнать. Они поинтересовались, как я иду, не тяжело ли мне идти, мы разговорились, и дальше я уж старалась держаться ближе к ним. Лёня просто и доступно объяснил мне, «в горах надо идти чуть медленнее, чем хочется». Я поняла, что вверх следует идти чуть-чуть враскачку, перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, и стараться при этом соблюдать правильное дыхание. Я попробовала идти эдаким образом и сразу почувствовала, что мне стало идти намного легче. Поскольку я теперь не боялась отстать и потеряться, я пошла рядом с Оксаной. Ловуха с Сергеем и Алёшей снова рванули вперёд, но мы вскоре снова поравнялись с ними.
В этот день нашей целью было перевалить через Алибек и спуститься в долину, чтобы заночевать там. Ловуха продолжал скакать впереди, как резвый конь, несмотря на то, что у него сильно болело колено. Ещё в Москве он умудрился вывихнуть свою коленку так, что какая-то косточка в ней уходила внутрь, если нажать на неё пальцем. Он хорохорился и делал вид, будто всё в порядке. В результате своего бодрого скока он, вместо Алибека, привёл нашу компанию к верхушке какого-то кратера. Заглянув вниз, я увидела, как мне тогда подумалось, жилище самого дьявола. Никакой долины внизу не было и в помине, весь склон по ту сторону горы был усеян пеплом, шлаком, чёрными и серыми камнями. Стало ясно, что целых полдня мы пёрли не туда. Лёня и Ловуха с Сергеем стали вертеть головами в разные стороны, потом догадались вытащить карту и посмотреть, где мы и где Алибек. Оказалось, что Алибек находится совсем в другой стороне, и для того чтобы добраться до него, нам надо «резать склон». Это означало, что мы должны идти поперёк склона горы, стараясь не терять высоты. При этом одна нога постоянно находится немного выше другой, и человек всё время рискует соскользнуть с наклонной тропы, если она вообще там есть. Помните поговорку: «Не ходи по косогору, каблука собьёшь»? Именно этим мы и занимались в течение нескольких часов, благодаря блистательному Ловухиному руководству. Ничего хуже этого «резания склона» и придумать нельзя. Когда мы забрались малость повыше, бедный Лёня умудрился упустить свой рюкзак, и тот ухнул в расщелину. Не помню, то ли он сам, то ли Сергей спустился вниз и выловил рюкзак. На это тоже ушло время. Ловуха постоянно подгонял нас, потому что на нас надвигалось большое облако, и мы рисковали попасть в туман. В какой-то момент нам с Оксаной приспичило сбегать в кустики. Мы немного отстали от наших мужчин, быстренько сделали свои дела, а потом поспешили нагнать их. Наша маленькая задержка очень раздражила Ловуху. Вся его предупредительность и внимательность тут же испарились. Он начал орать на меня и даже грозно размахивать своим посохом. Вероятно, он с удовольствием наорал бы и на Оксану, но всё же сдержался. Я слегка ошалела и почти онемела от его наскока: с тех самых пор, как я ушла от маменьки, никто не повышал на меня голос и не разговаривал со мной приказным тоном. На минуту мне показалось, что братец просто-напросто перепутал меня со своей дочкой Танюшкой и по привычке орёт на неё.
Как бы там ни было, но я сильно оскорбилась и обиделась, и как всегда при этом, у меня полились слёзы. Я вовсе не рассчитывала на такие отношения, мне вовсе не хотелось портить себе и ему отпуск.
Облако нас всё же накрыло, но ненадолго. Минут двадцать мы сидели в тумане, а потом он начал рассеиваться. Так что, собственно говоря, и орать-то было не из-за чего.
Насколько я помню, в этот же день, после того как мы перевалили через Алибек (а это 3200 метров над уровнем моря), со мной произошла прямо-таки невероятная история. Мы поднялись так высоко, что вокруг нас был снег, а перед нами – снежный склон, по которому нам предстояло спуститься в долину. Рядом с нами другие туристы проделывали такой трюк: они ложились на спину, опираясь на свои огромные рюкзаки, сгибали ноги в коленях под прямым углом, отталкивались от земли руками и начинали скользить по склону, всё быстрей и быстрей, до конца снежного покрова. Там они вставали на ноги и продолжали поход уже в вертикальном положении.
Разумеется, ничего подобного я проделать не могла. Поэтому я принялась потихонечку-полегонечку сползать вниз, с осторожностью переставляя свои усталые ноги. Следом за мной спускалась Оксана, где-то рядом шли наши мужчины. Я шла с большим трудом, колени у меня подгибались, я едва удерживалась на скользком снегу. И в конце концов произошло то, что и должно было произойти: я поскользнулась и села на пятую точку, вытянув ноги перед собой. Подняться я уже не могла: я полетела вниз по заснеженному склону, всё набирая скорость, как на санках. Только санками мне служила моя собственная задница. Я летела вниз по накатанному другими туристами спуску и не могла остановиться. В качестве тормоза я подтянула под себя правую ногу, а левая служила мне рулём. Если бы мне на пути встретился острый камень или какое-то серьёзное препятствие, меня бы или разрезало пополам, или сплющило бы в лепёшку. Слава Богу, ничего такого мне не встретилось, и я благополучно докатилась до того места, где снежный спуск оканчивался широким раскатом и плавно переходил в земляной покров. Здесь я естественным образом замедлила ход и даже самостоятельно поднялась на ноги, хотя некоторые добрые души предлагали мне свою помощь. Я не помню, сколько времени занял мой героический спуск, - может быть, десять минут, может быть, больше или меньше. Интересно то, что я совсем не испугалась, а была даже рада, что так здорово всё получилось. Только потом, увидев дырки в области ягодиц на своих знаменитых штанах, я задумалась над степенью риска, которому подверглась.
Конечно же, меня спасли мои замечательные штаны – советский эластик, шершавый, вредный, грубый, но такой надёжный!
Благодаря своему лихому спуску, я оказалась внизу намного раньше своих спутников. Я могла сидеть и отдыхать, а они в это время колупались на скользкой тропе. Их не было так долго, что я даже испугалась: а вдруг они никогда не придут? Думаю, что им пришлось нелегко, потому что даже Ловуха со своей знаменитой выдержкой, спустившись вниз, упал неподалёку от меня, схватившись за больную ногу, и стал кататься по земле, стараясь не подвывать от боли.
Возможно, мы спустились ещё немного, а может быть, уже никуда не ходили и поставили палатки на этом месте. Ночью я не могла спать оттого, что у меня безумно болели ноги: я то и дело ворочалась с боку на бок и переставляла их с места на место. Кроме этого, меня очень беспокоил Ловуха: он скрежетал зубами от боли, а потом даже заплакал. Мне было его очень жалко, но я не могла даже попытаться его утешить. Дело в том, что он при мне много раз говорил, что слёзы – это слабость и что обнаруживать перед другими эту слабость стыдно. У меня же слёзы в то время вызвать было совсем не трудно, у Ловухиной дочки Танюшки глаза вечно были на мокром месте, и мне всегда казалось, что Ловухе доставляет удовольствие довести кого-то до слёз. А тут он сам рыдал! Мне казалось, что мои утешения только заставили бы его почувствовать себя униженным, поэтому я притворялась, что сплю.
Утром Ловуха встал злой и раздражённый, и мы снова двинулись в поход. Конечно, быстро идти я не могла, но как-то всё же поспевала за остальными. Однако Ловухе, видно, нужно было сорвать на ком-то свою досаду, и он опять начал придираться ко мне. Мои слабые нервы тут же пришли в расстройство, слёзы у меня полились сами собой, и я целых полдня шла, уливаясь слезами и хлюпая носом. Видя такое моё состояние духа, Лёня и Оксана предложили мне оставить моих спутников и продолжить поход вместе с ними. Я спросила, удобно ли это, а они сказали, что очень даже удобно. Места в палатке у них много, и втроём идти им будет веселее. Ну, я и согласилась.
Говорят, в горах плохих людей не бывает. И это верно: Лёня и Оксана были прекрасными людьми, и я была рада, что пошла вместе с ними. Я не хочу сказать, что мой брат плохой. Он был не плохим, а трудным человеком со сложным характером, и другим людям с ним тоже было трудно. Думаю, что порой ему было трудно с самим собою. Я же всегда стремилась к ровным, товарищеским отношениям, и всякие крайности в отношениях между людьми выбивают меня из колеи. Перефразируя слова Грибоедова, я могла бы сказать: «Минуй нас пуще всех печалей и братский гнев, и братская любовь».
Лёва не уговаривал меня остаться с ним. Он выделил мне какую-то часть продуктов, и в этот же день мы расстались. Ловуха с Сергеем и Алёшей пошли по своему маршруту, а мы с Лёней и Оксаной взяли курс на Архыз.
Так сбылось папино предсказание. «Я не колдун, а угадчик», - любил поговаривать папа, особенно когда гадал на картах. Но в этом случае он просто как в воду глядел.
***
Архыз – это огромный туристский лагерь. Там была почта, где Лёня и Оксана получили свои же посылки с продуктами из Москвы. (Вместо того чтобы переть все свои запасы с самого начала похода, они часть продуктов выслали по почте на своё имя). А кроме того, там была баня, и пред тем как уйти в совсем уж нецивилизованные места, мы как следует помылись. И пора было: путешествие на поезде да два-три дня похода сделали своё дело. Целый день мы отдыхали в Архызе, а поутру двинулись в путь.
Я не буду расписывать весь наш поход, потому что, к сожалению, многого я уже и не помню. Могу сказать только, что мы шли не тем путём, которым обычно проходили туристы. Мы шли скотопрогонными перевалами, где туристы проходят крайне редко. На каждом перевале в горах стоит так называемый «тур» или «тура» - металлическая трубка с крышкой, куда каждая проходящая группа туристов кладёт свою записку, где указан состав группы, маршрут и дата. А предыдущую записку вынимают, читают и забирают с собой. Так вот, на обычных туристских тропах записки кладут и снимают чуть ли не через каждые пятнадцать минут, а мы снимали на перевалах записки двухнедельной давности.
Одним из ярких эпизодов нашего похода, врезавшихся в мою память, была встреча со стариком-чабаном, пасшим своих овец высоко в горах. Мы приметили его издалека, но шли к нему очень долго, так как расстояние в горах всегда обманчиво. Когда же мы, наконец, приблизились к нему, Лёня и Оксана вступили с ним в беседу, а я неожиданно для себя оказалась одна в окружении огромных кавказских овчарок. При нашем приближении они было залаяли на нас, но хозяин моментально их угомонил. Теперь он стоял поодаль и разговаривал с моими спутниками. Оглядевшись вокруг себя, я с изумлением увидела в двух шагах от себя пять или шесть огромных собак. Они лежали, небрежно раскинувшись на земле, и в их светлых глазах, блестевших, как горный лёд на солнце, было столько высокомерия и снисходительного презрения ко мне и мне подобным, что я даже оскорбилась. На собачьих мордах, мохнатых и кудлатых, словно было написано: «И кто вы такие? Мошкара, да и только!» Я постаралась не обнаружить перед ними своего страха и дрожи в коленках, только потихонечку отошла от них подальше.
Старик-чабан, совсем седой, маленький и щупленький на вид, оказался очень интересным и разговорчивым собеседником. Он угостил нас роскошным мацони, рассказал о своей жизни в горах и своей заветной мечте – большом бинокле, в который можно было бы рассматривать окрестности. Оксана захотела купить у него овечьей шерсти и пообещала прислать ему самый большой бинокль, какой только сможет найти. Я так и не знаю, выполнила ли она своё обещание. Но надо сказать, что дед вообще был рад гостям и неохотно расстался с нами.
Помню ещё, что однажды мы разбили свою палатку неподалёку от большого водопада. Он был очень красивый, но из-за него я всю ночь не могла уснуть: мне давал спать звук бесполезно льющейся воды. Я всё вспоминала родные Сокольники и беспокоилась о том, что такое огромное количество воды пропадает даром.
Меня окружали всякие горные красоты, и я от души любовалась ими, но всё же мой скифский дух был стеснён узкими ущельями, узкими тропами, узкими долинами. Я не отдавала себе отчёта в этом и поняла это только позже, когда мы вышли на широкое плато, где и располагалась деревня Псху. Но это произошло уже в конце нашего похода.
Я была рада, что пошла с Леней и Оксаной. Они были спокойными, деловитыми и опытными походниками. В их «серебрянке» действительно было достаточно места, и мы спокойно располагались там втроём. С едой они никак не экспериментировали, питались мы очень просто, но мне чрезвычайно понравились наши советские сухие сливки. Они были хорошего качества, и я могла их есть и сухими, и разведёнными, но я стеснялась их лопать, потому что они были не мои. Шли мы тоже спокойно, без всяких марш-бросков.
Оба моих спутника оказались на редкость молчаливы. Я же всегда любила поговорить и разговаривала за нас троих. Конечно, я понимала, что моя разговорчивость может их раздражать, поэтому несколько раз спросила Лёню и Оксану, не надоедаю ли я им своей болтовнёй. Они успокоили меня на этот счёт и сказали, что им как раз это очень нравится. Я воспользовалась случаем и под горячую руку пересказала им роман Александра Дюма «Двадцать лет спустя». Кажется, они слушали с удовольствием.
***
По дороге нам встретилась группа из трёх мальчиков и двух девочек из Киева, и некоторое время мы шли с ними вместе. Хорошие, славные были ребята, приблизительно мои ровесники. Особенно мне понравился их вожак Юра – невысокий, ладный, темноглазый пушистенький брюнетик с длинными ресницами. Он очень напоминал мне Вовку Башарина, только Юра был образованным парнем и не был алкоголиком. Мне показалось, что я ему тоже понравилась. На спусках я всегда немного отставала, и он поджидал меня и следил, чтобы я не отбилась от стада. Юра рассказал, что он отслужил в армии на Кубе. Его мать понятия не имела, где он служит, потому что его письма к ней приходили с московскими штемпелями, и она сама ему писала в Москву. У Юры был приятный голос, и вечером он пел под гитару романс «Звезда моя, звезда любви заветная». Мне было приятно его слушать и думать: а вдруг он поёт для меня?
Другой же парнишка из этой группы напомнил мне моего одноклассника Виталика Стецкого. В нём было то же высокомерие интеллектуала и полное отсутствие практических навыков. Я сама с собой поспорила на то, что он не служил в армии, и выиграла пари.
Третий парнишка, наоборот, был очень рукастым. Невысокий, плотненький, с хитроватым лицом, всегда в кепке, он выглядел эдаким мужичком-боровичком, и при этом был чем-то похож на кота. Что хворосту набрать, что воды принести, что костёр разжечь – всё это он делал ловко и сноровисто. Сразу было видно, что в армии – служил, и может быть, даже был старшиной. Ну, а рыбу он ловил просто виртуозно.
Мы разбили наш лагерь неподалёку от горной речки, где водилась форель. Этот самый парнишка с утра пораньше принялся за рыбную ловлю и к моменту нашего всеобщего пробуждения наловил уже столько, что днём мы ели суп из речной форели, заправленный картофелем. В горах картофель редкость, но нам ссудил несколько картофелин один пастух, который пас своих коров рядом с нами. Кстати, он же угостил нас поутру парным молоком, пока мы ещё лежали в своих палатках. Свежее утро, свежее молоко – это было просто чудесно, даже лучше, чем кофе в постель.
Меня потрясло то, как наш рыбак ловил форель. Во-первых, у него не было удочек, он ловил рыбу прямо на леску. Во-вторых, у него было мало червей для наживки. И «кот» вышел из положения очень простым, но жестоким образом: когда рыба заглатывала червяка, он вытаскивал её из воды и сразу же вспарывал ей живот, вытаскивал оттуда ещё живого червяка и снова насаживал его на крючок. Зверство, конечно, но такого супа из речной рыбы, как там, в горах, я никогда не ела. Да и свежей варёной форели мне с тех пор никто не предлагал. Жалко мне было расставаться с киевлянами, но они пошли своим путём, а мы своим.
***
Мне нравилось переходить горные реки вброд. Сначала входить в холодную воду немного страшно. Быстрое течение норовит сбить с ног, рюкзак на спине, того и гляди, намокнет снизу, а там крупа и сахар, но если три-четыре человека крепко берутся за руки и двигаются все вместе, как живая стена на шести-восьми ногах, тогда всё не так страшно. И сделать-то надо всего шагов десять-пятнадцать, ведь горные реки обычно узкие, а потом дружно выпрыгнуть на берег под горячее солнце. Штаны и ботинки скоро высыхают, а идти после такой водной процедуры гораздо легче. Кроме того, чувство радости от преодоления трудного препятствия тоже слегка окрыляет. И ведь мы не простужались и не зарабатывали себе воспаления придатков – вот в чём фокус!
Надо сказать, что Оксана побаивалась приступа аппендицита, поэтому шла с осторожностью, постоянно прислушиваясь к своему самочувствию. Однако Бог миловал, и всё обошлось. Мы путешествовали вместе, наверное, дней десять, ни разу не поссорившись и не надувшись друг на друга. Оксана и Лёня учили меня кое-каким походным правилам, и мне это нравилось. Конечно, заядлой походницы из меня не вышло, но в этом походе я была не намного хуже других.
По дороге нам часто встречались отары овец и их чабаны, у которых мы покупали мацони. Чем выше мы забирались, тем дешевле стоило мацони, а совсем высоко в горах нас угощали мацони даром.
Однажды мы проходили мимо коша, зашли туда, купили мацони, поели, присели отдохнуть. Потом снова пустились в путь. Двое местных мальчишек, приехавших в горы к родным на школьные каникулы, пошли нас проводить. Они скакали по камням и горным склонам, как козлята. Мы дружески болтали на смеси русско-кавказского наречия, помогая себе при этом жестами, и всё было замечательно. Только после того как мы расстались с ними, я обнаружила, что они срезали с моего рюкзака кеды, которые я привязала поверх рюкзака за шнурки. Хорошо, что в рюкзаке у меня были ещё какие-то спортивные тапочки, а то я осталась бы в одних вибрамах. Меня этот случай поразил: я, разумеется, понимала, что обувь в горах очень важна, но как можно обворовывать людей, дружески расположенных к тебе, почти что твоих гостей?
Таким вот образом, тихо-спокойно, с небольшими приключениями мы дошли до последнего перевала на горе Чемашка, который отделял нас от дороги на деревню Псху – практически конечной цели нашего путешествия. Я помню, как рано утром мы без особого труда взобрались на Чемашку и присели наверху отдохнуть. Я уселась на камень спиной к тропе, по которой мы поднялись, передо мной расстилалось небольшое, но глубокое озеро с удивительно чистой водой. Две маленькие лягушки, оказавшиеся в двух шагах от меня, словно по команде, одновременно сиганули в прозрачную воду и поплыли рядом, как пловцы на соревнованиях. Красота, тишина…
Вдруг позади себя я услышала знакомые голоса, и из-за краешка склона показалась Алёшина голова, а за ней – Ловухина и Серёжина. Вот так номер! Ведь по нашим расчётам они должны были придти в Псху три дня тому назад. Тем не менее мы все обрадовались встрече. Ловуха первым делом вынул из своего рюкзака мой паспорт, о котором я совсем позабыла, и отдал его мне. Паспорт мне впоследствии очень пригодился. Мы принялись расспрашивать, как и почему они очутились здесь в это время. Всё оказалось очень просто: Ловуха опять завёл их куда-то не туда, они блуждали, ночевали на ледниках, на перевалах. Слава Богу, что я с ними не пошла! Выглядели они все неважно: худые, обгорелые, на ушах кожа висит лохмотьями, а у Алёши под глазами большие припухлости – видимо, слишком большая нагрузка на сердце. Ведь Алёшке в это время было всего четырнадцать с половиной, он ещё рос, уставал, а Ловуха гнал его без остановки. Может быть, мы тоже похудели и обгорели, но мы не были такими уставшими и загнанными, как эта троица.
Удивительно, но Лёша вычислил нас по нашим следам. Он в самозабвении то и дело повторял: «Я же вам говорил, что это они прошли! Я узнал: вот следы от Таниных вибрам, вот следы Оксаны, вот Леонида! Я их все узнал!»
По Ловухиным рассказам мы уяснили, что добраться до Псху не так-то просто. Поговаривали, что попасть туда можно только на вертолёте. Однако мы пришли туда совсем другим путём.
В какой-то из деревень наши мужчины договорились с водителем грузовика, чтобы он подвёз нас поближе к Псху. Грузовик стоял посреди дороги, большой и грязный. Мы подошли к нему и начали по очереди забираться в кузов. К нашему удивлению, партер в кузове был уже занят здоровенным козлом с длинной бородой и циничной мордой. Он посмотрел на нас своими зелёными глазами с неизъяснимым презрением и сказал: «Бе-е-е!»
Связываться с козлом, занявшим самое лучшее и самое безопасное место рядом с кабиной, у нас не было никакого желания. Пришлось нам всем вцепиться руками в бортики кузова и ехать стоя, потому что всё дно грузовика было испачкано жидким цементом. Даже наши рюкзаки положить было некуда.
Водителем грузовика был кавказский человек горячего нрава с золотыми зубами и в плоской чёрной кепке. Грузовик оказался с норовом и то не желал заводиться, то буксовал, то не шёл в гору, и наш водитель понукал его, как лошадь, при этом исключительно матюками. Если бы не его виртуозная брань, мы бы никуда никогда не доехали.
При первом же рывке грузовика я шлёпнулась на пол и изгваздала свои прекрасные штаны, рюкзак и руки в жидком цементе. Нас трясло и бросало от борта к борту, водитель орал и матерился, козёл громко блеял, но не сдавал своих позиций. Несмотря на то, что наше путешествие на этом чёртовом грузовике длилось не более получаса, я слезла с него зелёная, голова у меня кружилась, и меня тошнило, как от морской качки.
Я не помню, привёз ли нас этот грузовик прямо в Псху или нам пришлось ещё идти на своих двоих. Но я была поражена, когда мы оказались на широком плато, где, казалось, ничто не напоминало о том, что мы находимся высоко в горах. Кругом росли те же деревья и кусты, что и где-нибудь в Подмосковье, вдоль улиц стояли обычные русские избы, только побольше и получше качеством, в садах зрели яблоки. А главное – нас окружали абсолютно русские лица: круглые, голубоглазые, с носами картошкой. За две недели, проведённые в горах, я вдоволь насмотрелась на разных горбоносых, черноглазых и даже синеглазых красавцев – абхазов, мингрелов, осетинов и уж не знаю, на кого там ещё. И я даже не подозревала, до чего я устала от них и от всех этих горных красот. Моя душа, стиснутая доселе высокими горами и глубокими ущельями, расправила крылья на этой широкой спокойной равнине. Мой взор отдыхал, останавливаясь на привычных с детства картинах природы, на таких типичных русских лицах. Мой слух ловил родную русскую речь без всяких чуждых ей гортанных звуков и придыханий.
Когда-то, давным-давно, русские староверы нашли это благословенное место, поселились здесь, подальше от своих гонителей, и стали жить-поживать и добра наживать. Я не большой знаток этнографии, но мне показалось, что это настоящий изолят. Вряд ли старообрядцы стали бы смешиваться с местным населением, большинство которого составляют мусульмане. Они жили и трудились на этой земле, и жили совсем неплохо. У каждой семьи был хороший дом и участок, размерам которого мог бы позавидовать американский фермер.
Мы разбили наши палатки на какой-то роскошной поляне. Оксана, Ловуха и Лёня купили у местных их замечательный мёд. А вот покупала ли его я – не помню. Пробовать – пробовала, это точно. Мёд был очень вкусный, совсем особенный, потом мне такого пробовать не доводилось.
***
Цель нашего путешествия была практически достигнута, и теперь нам предстояло вернуться в цивилизованный мир. Для этого нам следовало выйти к озеру Рица, а там сесть на автобус и ехать в сторону Сухуми или в сторону Пицунды. Я могу что-либо перепутать, потому что не помню, пришлось нам переправляться через реку на лошадях до или после прихода в Псху. История была такая. Мы спустились с горы в долину, по которой текла не очень широкая, но быстрая и холодная река, названия которой я не помню. Нам было необходимо перебраться на другую сторону этой реки. Где-то километрах в пяти вниз по течению был брод, но идти туда было накладно, потому что после переправы нам всё равно пришлось бы вернуться по противоположному берегу почти на прежнее место – итого десять километров лишнего пути. Около реки паслись лошади, и пастухи предложили нам переправиться на ту сторону на лошадях.
Вот где я отдала Богу душу! Я до сих пор не могу сказать, кто закинул меня на эту самую лошадь позади сидевшего в седле пастуха. Минут за пятнадцать до этого я видела, как через реку пыталась перебраться группа из четырёх-пяти туристов, как у одного из них быстрым течением унесло рюкзак, как они все беспомощно барахтались в воде, и это зрелище наполнило мою душу страхом и отчётливым желанием не отдавать свою жизнь задёшево. Поэтому, оказавшись на лошади, я стиснула сзади руками талию пастуха и изо всех сил вцепилась в кольцо на передней луке седла. При всём моём страхе перед животными вообще, а перед лошадьми в частности, я поклялась себе, что расстанусь с этой лошадью только на противоположном берегу реки.
Пастух принялся понукать лошадь войти в реку. Та было послушалась, но, не дойдя до середины реки, заупрямилась и решила повернуть обратно. Как выяснилось позже, это были донские лошади, привезённые сюда всего два дня назад и ещё не привыкшие к горным рекам. Пастух продолжал гнать её в середину реки, тогда лошадь начала взбрыкивать и бить задом. Я ещё крепче вцепилось в железное кольцо. При этом я, видно, так стиснула бедного мужика, что он обернулся ко мне и необыкновенно вежливо попросил: «Дэвушка, нэ дэржи мэня так крэпко, поджалуста!» Мне стало стыдно, и я отцепила пальцы от кольца, но столь же крепко впилась ими в его ватник. Я подумала, если мы упадём в воду, то нас всё же будет двое, а не я одна. И в это время лошадь поняла, что противоположный берег ближе, чем тот, который мы покинули, перестала бесноваться и моментально вынесла нас из воды. Я кулём свалилась на руки Ловухе и Сергею, которые переправились раньше вместе с Алёшей. Лёня и Оксана совершили тот же путь без всяких приключений.
Эта переправа придала нам всем бодрости, и я помню, что остаток пути в этот день мы прошли в хорошем настроении, со смехом и шутками по поводу нашей переправы. В принципе, так всегда бывает после преодоления какой-нибудь серьёзной трудности.
Вторая моя встреча с лошадью произошла, кажется, на следующий день. Мы вышли утром в поход и вскоре повстречались с молодым красавцем по имени Искандер, который вёл в поводу гнедого коня, тоже красавца. Они были под стать друг другу. Этому Искандеру оказалось с нами по пути, и он пошёл вместе с нами. До встречи с ним мы уже успели подняться на какую-то не очень высокую гору, и теперь нам следовало спуститься с неё с другой стороны. Так вот, заявляю с полной ответственностью: спустилась я с этой горы в рекордном для меня темпе только потому, что за нами след в след шагал Искандер со своим конём. Я его коня до того боялась, что просто скакала, как резвая коза, вниз по склону, покрытому слоем скользких хвойных иголок. Мне всё время казалось, что конь наступит своим копытом мне на пятку.
Эдаким манером мы дошли до речки Бурной. Она была узкой и действительно очень бурной. Тут нам снова предстояла переправа верхом, но я была уже закалённым переправщиком, а кроме того, я видела, как беспрекословно конь слушается своего хозяина, поэтому я не так сильно боялась верховой переправы.
Точно помню, что на коня меня усадил сам Искандер, а потом отошёл куда-то в сторонку. Я сидела в седле на какой-то невероятной высоте, обронзовев от напряжения. Конь же склонил голову, чтобы пощипать травки, и мне тут же показалось, что земля подо мной кренится сильно вперёд, и я, того и гляди, соскользну по шее коня прямо на землю.
Разумеется, никуда я не соскользнула. Подошёл Искандер, вскочил на коня позади меня, и мы мгновенно очутились на том берегу. Радости моей не было предела.
***
Последний наш переход был не очень трудным, зато очень долгим. Мы прошли в этот день, наверное, километров двадцать, если не больше. Большая часть пути пролегала через лес, по тропе, поперёк которой лежали поваленные деревья – сплошной бурелом. Мои спутники перешагивали через эти деревья, а мне, с моим великим ростом, приходилось влезать на каждое поваленное дерево и сползать с него с другой стороны. Вот где я снова оценила качество своих наждачных штанов!
Мы шли долго, и я очень устала. На моё счастье, мы вышли к неширокой горной речке, которая в этом месте чуть замедляла свой бег, благодаря небольшой впадине, где свободно мог поместиться один человек. И я рискнула. Я скинула штаны и майку и сиганула в воду. Температура воды, мне кажется, была градусов 5-7. Я заверещала «ах-ах-ах!» и выскочила на берег. Постояв несколько минут на берегу и немного попрыгав, чтобы согреться, я опять сиганула в воду. «Ах-ах-ах!» - и я снова на берегу.
Вот это было здорово! Вся кровь в моём организме забурлила, закипела и потекла по жилам вдвое быстрее прежнего. Я почувствовала необыкновенный прилив бодрости; моё тело и ноги, уставшие от похода, перестали болеть, и у меня словно выросли крылья. Оставшуюся часть пути до озера Рица я просто пролетела по воздуху.
Мы подошли поближе, чтобы полюбоваться его красотой, К сожалению, у меня от озера остались отвратительные воспоминания. Нет, само озеро было прекрасно, но вокруг него было столько человеческих экскрементов, что ногу некуда было поставить, чтобы не вляпаться.
Шоссе было рядом. Мы проголосовали, и всю нашу компанию подобрал проходивший мимо автобус с туристами. Свободных мест в нём не было, и мы поставили свои рюкзаки на пол и уселись на них. Пока я ехала в автобусе, я клялась себе, что больше никогда в жизни не буду ходить пешком, тем более с тяжестью в руках или на спине.
Автобус довёз нас до развилки, где один путь вёл на Сухуми, а другой на Пицунду. Ловуха с Алёшей собирались не то в Сухуми, не то в Гагры, а Лёня с Оксаной – к Третьему ущелью рядом с Пицундой. Ловуха предложил мне поехать вместе с ним, но я благоразумно отказалась. Таким образом, мои родственники отправились на юг, мы с Лёней и Оксаной на север, а Серёжа поехал прямо в Москву.
Больше я никогда и ни с кем в горы не ходила. Это был мой первый и единственный поход в горы, и он очень живо запечатлелся в моей памяти. Я помню и высокие вершины, и глубокие ущелья и узкие тропы, но больше всего я помню горную воду - реки, водопады и, главное, маленькие ручьи, вода в которых всегда имела свой особый вкус. Я часто пила воду из этих ручьёв не потому, что хотела пить, а затем чтобы попробовать её. Ох, если бы мы могли пить такую воду в Москве!
***
В этот же день мы на автобусе добрались до Пицунды, а оттуда пешком в так называемое Третье ущелье. Как говорили, оно было находкой ленинградцев, к которым потом присоединились и москвичи, и туристы из других городов и весей нашей страны. Рядом с Пицундой было несколько больших ущелий, выходящих прямо к морю. В Первом ущелье находится посёлок Рыбачий (или Рабочий), Второе ущелье было освоено туристами уже много лет назад, и туда приезжали даже на машинах, а Третье только недавно получило известность.
Мы надеялись, что там народу будет поменьше, но жестоко ошиблись. Когда мы, уже к вечеру, добрались до Третьего ущелья, мы с трудом нашли место, где можно было поставить палатку. Мы поставили её на гальке, прямо у кромки воды, решив, что утром поищем место получше. Помню, Оксана радовалась тому, что вокруг нас не оказалось компании с гитарой – эти вечным походным бичом, но только-только мы устроились на ночлег, как вдруг относительную тишину вокруг нас прорезал жизнерадостный вопль: «Так вот вы где! А у нас гитара!» Какая-то компания подвалила к нашим соседям, и мы заснули под бренчанье гитары и нестройное «пеньё» походных песен.
На следующий день мы действительно перебрались на другое место, поглубже в ущелье и немного повыше. Море всё равно было в двух шагах от нас. Народу вокруг тоже было порядочно, но место хватало всем. Рядом с нами оказался какой-то молодой мужчина, чьи друзья по походу уже его покинули, и он остался один. Он прилепился к нашей компании, к большому неудовольствию Оксаны. Её раздражало то, что ей приходилось готовить на четверых, вместо троих, хотя я ей охотно помогала. Однажды я приготовила классный салат, куда вошли помидоры, огурцы свежие, огурцы солёные, лук, чеснок, перец сладкий, перец острый, сахар, соль, постное масло, укроп, петрушка и кинза. Все были потрясены этим салатом «до глубины заднего прохода», как говаривала Галка Сыр. В нём, по-моему, была та же интригующая сила, что и в ирландском рагу, описанном Джером Джеромом в его известном произведении «Трое в лодке, не считая собаки».
Однако Оксана также вскоре покинула нас. Её отпуск заканчивался, и она должна была вернуться в Москву. Мы остались втроём. Теперь еду готовила уже я.
Мне необходимо было побывать в Пицунде, купить продукты и позвонить на работу в Москву. Я отправилась в путь одна, выслушав последние наставления Лёни: «Следи, что бы море было постоянно слева от тебя, тогда ты не собьёшься с пути». Я захватила деньги и авоськи и поспешила в путь. Топая по тропе по высокому берегу, в полном одиночестве, я мучительно вспоминала, что же такое должно постоянно быть слева от меня. Так и не вспомнив, добралась до Пицунды. Но по дороге совершенно неожиданно, проходя мимо Рыбачьего посёлка у самой кромки воды, наткнулась на собственную племянницу Танюшку, старшую Ловухину дочку. Ведь Тамара с детьми каждый год отдыхала в Пицунде. Мы были немало удивлены нашей встречей, но разошлись быстро, даже не поговорив толком.
Я пришла в Пицунду, нашла переговорный пункт и заказала разговор с Москвой. Через какое-то время меня пригласили в кабинку, я сняла трубку и услышала пронзительный Фирин голос: «Это ты, тюльпанчик? Правда, ты?» Я так была рада слышать Фиру, потому что за время своих странствий совсем отвыкла от цивилизации, и даже само существование Москвы, нашего магазина, сотрудников стало казаться мне мифом. Я оплатила чуть ли не десять минут разговора, поэтому сумела поговорить и с Фирой, и с Александрой Фроловной, и даже, кажется, с Верой. После этого я отправилась за покупками. Стоя в очередях, я краем уха услышала, что где-то здесь, на юге, объявилась эпидемия холеры. Решив, что меня это не касается, я набила сумки и отправилась в обратный путь.
В нашем становище было много таких же, как мы, туристов, спустившихся с гор или просто приехавших в ущелье на отдых подешевле, но были и совсем странные личности. Например, там было несколько человек, у которых вовсе не было денег, и они питались только грибами, корешками, улитками, причём сырыми. Я помню одного такого: у него на шее болталось украшение из раковин тех моллюсков, которых он слопал.
Внезапно один день оказался «днём дровосека». Почему-то именно в этот день всем приспичило заготавливать дрова для костра. Я проснулась оттого, что цикады вокруг стали трещать особенно громко и в каком-то уж особенно слаженном ритме. Продрав глаза, я прислушалась повнимательнее и поняла, что к пению цикад присоединился звук пил, поэтому и звучит такой замечательный оркестр. Помнится, Лёня с нашим временным компаньоном присоединились к общему безумию и тоже что-то там напилили. Для меня это было уже не важно: я отправлялась в Тбилиси, где на студии «Грузия-фильм» вовсю трудился мой дорогой папочка.
Я распрощалась с обоими мужчинами, подхватила свой рюкзак и спальник и выступила в поход. Мне предстояло сесть в Пицунде на какой-нибудь проходящий поезд и успеть отправить телеграмму отцу, чтобы он смог встретить меня.
Так я и сделала. Сначала на вокзале в Пицунде возникла небольшая паника, потому что прошёл слух, будто никаких билетов нет, но потом всё утряслось. Мой поезд прибывал в Тбилиси в пять часов утра. Ехать мне надо было пятнадцать часов – не так уж много, но и не так уж мало. Когда я вошла в купе, там оказались два молодых грузина и одна молодая грузинка – муж с женой и брат жены. Они везли с собой кучу ящиков и коробок с фруктами и другими товарами. Поскольку среди моих спутников была женщина, я не боялась ехать в одном купе с этими грузинами. Тем более что им было не до меня, они были целиком поглощены своим грузом и какими-то расчётами.
Однако моё счастье длилось недолго. Вся эта компания сошла на небольшой станции, и вместо них в купе сели два азербайджанца: один молодой, поприятней на вид, а второй намного старше, здоровый, пьяный и противный. К этому времени в поезде совсем не осталось воды, чай давали только маленьким детям, а этот хрыч требовал чего-нибудь попить – или чаю, или пива, или водки. Я очень боялась его и просто не знала, что мне делать. Я сама ничего не пила и не ела с самого утра, кроме крохотного «язычка» за семь копеек. Я попробовала было стушеваться, залегла на верхнюю полку и отвернулась лицом к стене. Но этот верзила стал ко мне приставать: «Пачему дэвушк малчит? Пачему нэ разговаривает?» - ну и прочее.
Я уже решила, что конфликт неизбежен, но тут вдруг помощь пришла ко мне с неожиданной стороны. Молодой азербайджанец не был ни пьяным, ни агрессивным. Он увидел, что я боюсь его приятеля и постарался унять его. В результате тот взобрался на верхнюю полку и захрапел, а мы с этим молодым человеком завели светскую беседу. В ходе нашего разговора выяснилось, что мы оба перенесли желтуху, и молодой азербайджанец с искренним интересом стал расспрашивать меня о всяких симптомах этой болезни и подробностях её лечения. В такой дружеской гармонии мы ехали довольно долго и в конце концов улеглись спать.
Поезд пришёл в Тбилиси с приличным опозданием, и я тут же увидела на пустынном перроне своего дорогого папочку, который маялся здесь с пяти утра. Мы сели на такси и подъехали к гостинице. Как хорошо, что Господь свёл меня снова в горах с Ловухой и он отдал мне мой паспорт, иначе меня не поселили бы в гостинице. А так я предъявила администратору свой слегка подмоченный морской водой паспорт, в одноместный папин номер принесли раскладушку, матрас, подушки, комплект постельного белья, и я законно поселилась в наших апартаментах.
Войдя в номер, я первым делом бросила рюкзак на пол и уселась на него, по походной привычке. Папа предложил мне сесть на стул или на кресло, но я предпочла сидеть на своём рюкзаке, потому что боялась сесть на цивильную мебель в своих роскошных походных штанах. Зато я, наконец, впервые за три недели увидела себя в большом зеркале. Ну и видок! Волосы растрёпаны и выгорели, зато лицо почернело от загара, на ушах мелкие обрывки обгоревшей кожи, и в качестве последнего украшения – здоровенная лихорадка на нижней губе. Большое счастье, что мы приехали в гостиницу рано утром и почти никто из постояльцев меня не видел, иначе они все подали бы на администрацию гостиницу в суд за то, что она разрешает (по-видимому, за крупную мзду) поселить в гостинице такое страшилище.
Разумеется, прежде всего я намылась как следует под душем и постаралась привести себя в более или менее божеский вид. Опять же на моё счастье, папа купил мне очень симпатичное платьице из шёлкового трикотажа – синее в чёрный горошек. Правда, на ногах у меня оставались мои походные тапочки, но и в таком виде я всё-таки была похожа на человека.
Теперь следовало меня накормить. И тут мой дорогой папа проявил свою абсолютную непрактичность. Вместо того, чтобы заранее купить хлеба, сыру или колбасы и напоить меня чаем с бутербродами, он поволок меня в какую-то харчевню есть хаш. Несмотря на то, что я не ела почти целые сутки, от поедания хаша я решительно отказалась. Этот жирный студень в горячем виде совсем меня не прельщал. К моему удивлению, папуля с аппетитом съел целую тарелку этого варева (дома, в Москве, утром он пил только крепкий чай и съедал сладкую булочку). После этого он повёл меня в кафе. Там с утра не было ничего, кроме засохшего пирожного, поэтому моя трапеза опять не состоялась. Наконец он догадался привести меня обратно в гостиницу, в ресторан. Там я всё же получила завтрак, достойный моего аппетита. Помню, меня очень удивило, что в такой ранний час (было, вероятно, часов девять-десять утра) в ресторане уже сидели за накрытыми столами мужчины, которые пили вино, ели шашлык и поглощали при этом невероятное количество зелени и минеральной воды. Было такое впечатление, что они нигде не работают и никуда не торопятся. Для меня, москвички, привыкшей к утренней городской суете, толкотне и всеобщей спешке, эта картина казалась чрезвычайно странной. Я удивилась ещё больше, когда около четырёх часов дня мы снова зашли в ресторан пообедать, и я увидела тех же мужчин, сидевших за теми же столами и продолжавших пить то же вино и жевать ту же зелень. Я тут же задалась вопросом: интересно, а на ночь они отсюда уходят? Или всё так же сидят и курлыкают о чём-то на своём гортанном языке?
Днём папа отвёл меня на студию, где он работал, и познакомил со своим режиссёром Карло Цулукаури – маленьким плотным мужчиной, почти совсем лысым. На мой взгляд, лицо у него было круглым и мягким, совсем не горбоносым. Говорили, он бывает очень вспыльчив и часто кипятится так, что вся его лысина становится красной. Говорили также, что во время одного его такого приступа гнева к нему сзади подошёл Генка Лютинский, мастер по куклам с «Союзмультфильма». Он нежно, но крепко взял его лысину в окружение большими и указательными пальцами обеих рук и смачно поцеловал в покрасневшее темечко, проворковав: «Карлуша, дорогой, успокойся!» Генка высокий и стройный, а Карло маленький и полный, и всё это выглядело так смешно, что все кругом просто зашлись от хохота. Ну, и Карло вместе со всеми.
Папа познакомил меня также и с художником, работавшим на картине, по имени Луис. Он был испанцем – из тех самых испанских детей, приехавших в СССР из республиканской Испании в тридцатых годах. На чей-то вопрос, считает ли он себя иностранцем, Луис ответил: «Конечно, я иностранец: у меня жена армянка». Тбилиси всегда был многонациональным городом, и, кстати, армян там тогда было гораздо больше, чем грузин.
***
Я пробыла в Тбилиси всего два-три дня и не успела толком ничего там увидеть. Самые яркие впечатления у меня оставили сами тбилисцы: молодые женщины, почти все с головы до ног в чёрном; молодые мужчины, все в отутюженных чёрных брюках и белых рубашках, которые с утра до вечера стояли на перекрёстках и болтали друг с другом, а при встрече обязательно целовались; торговцы на улицах, не прекращавшие свою торговлю до 10-11 часов вечера. Кстати, у одного такого торговца обувью я купила себе танкетки без задников, которые очень подошли к моему новому платью. А в одной из многочисленных полутёмных лавочек я приобрела ещё одно нарядное платье – вишнёвого цвета, с модным в ту пору «люрексом», совсем недорогое. И ещё я помню одного толстого и усатого продавца овощей, торговавшего с ларька на улице. Я подошла к нему и попросила его взвесить мне килограмм помидоров. Перед толстяком возвышались большие весы, на противовесе стояла пятикилограммовая гиря. Глядя на меня, а вовсе не на весы, толстяк стал накладывать помидоры в чашку весов. Набрав столько, сколько, по его мнению, составляло один килограмм, он позволил мне забрать мои помидоры. Он не спускал с меня взгляда своих тёмных влажных глаз, и когда я, набравшись смелости, спросила: «Я возьму ещё перчик?», кивнул головой и произнёс: «Ты хороший дэвушк, возьми перчик». Я нахально прихватила ещё пару сладких перцев, а он небрежно бросил мои сорок копеек в тарелку с мелочью рядом с весами.
Вскоре по тбилисскому радио объявили об эпидемии холеры, и мы с папой решили, что мне следует как можно скорее убраться из Тбилиси в Москву. Кажется, билет на самолёт помог раздобыть сам Карло, но улететь вовремя мне не удалось, потому что полёт откладывали с двух часов дня до двенадцати часов ночи. Всё это время мы с папой просидели в аэропорту, по которому ползли различные слухи. Сидеть там было ужасно скучно, но что было делать? В конце концов, мы услышали, как объявляют посадку на какой-то рейс в Москву, и ринулись бежать к выходу на лётное поле в толпе таких же очумелых от долгого ожидания пассажиров. Папа крепко держал меня за руку и бежал очень легко и быстро. Мы вместе с ним пронеслись по лётному полю, и он успел втолкнуть меня на трап буквально перед тем, как стюардесса объявила, что мест больше нет. Это был предпоследний самолёт на Москву. За нами вылетел ещё один, и начался карантин.
Я всегда вспоминаю этот случай как один из тех немногих, когда папа брал инициативу в свои руки и непосредственно вмешивался в мою жизнь. Пожалуй, если не считать детских лет, это был всего второй по счёту. Первым был тот, когда папа взял меня за руку и отвёл в институт.
Заняв место в самолёте, я осмотрелась и снова испытала какое-то странное чувство то ли облегчения, то ли освобождения, как и в Псху. Рядом и вокруг меня были русские, украинцы, литовцы или латыши. Вся эта горбоносая, смуглая, черноглазая и черноволосая шатия-братия осталась там, в аэропорту, а я снова почувствовала, как я от них устала и как соскучилась по своим.
Это был мой первый полёт, да ещё в одиночку. Я боялась, что меня будет сильно тошнить, но всё обошлось более или менее благополучно. Взлёт я пережила неплохо, а вот после приземления у меня ещё сутки с лишним было ощущение, будто содержание моих кишок переместилось обратно в желудок, но всё оказалось не так страшно.
В Москву мы прилетели глубокой ночью, часа в два или в три. В аэропорт уже прибыли огромные санитарные грузовики, и люди в белых одеждах, с лицами, наполовину закрытыми белыми масками, стали проверять наш багаж и изымать фрукты, овощи и другие продукты у пассажиров, прибывших с юга. Все эти великолепные персики, помидоры, яблоки, абрикосы и прочее они безжалостно кидали в грузовики и разбивали их мотыгами, перемешивая с известью. Вид у санитаров был устрашающий, мне они напомнили пришельцев-инопланетян.
У меня, к счастью, не было с собой никаких продуктов, поэтому санитар всего лишь прощупал мой рюкзак и пропустил меня к выходу. Теперь надо было как-то добираться до дому. Ко мне подскочил какой-то молодой человек и спросил, куда мне надо ехать. Я сказала: «В Сокольники». Он подвёл меня к микроавтобусу, так называемому «рафику» Там уже сидел один крупный мужчина, которого в темноте я рассмотреть не могла. Парень взял у меня пять рублей и куда-то ушёл.
Я сидела в «рафике», не понимая, что мне надо делать. С этим мужиком мне разговаривать совсем не хотелось. Мне казалось, что меня навеки заточили в темнице, откуда нет выхода. Но через некоторое время парень вернулся с супружеской парой, усадил их в «рафик» и снова исчез. Тут до меня доехало, что он ищет пассажиров, чтобы заполнить весь свой «рафик», и что ждать мне придётся ещё очень долго. И вправду, тронулись мы с места, когда уже стало рассветать.
Такое уж у меня цыганское счастье или уж такое место наши Сокольники, но довёз меня этот малый до дому в самую последнюю очередь. Было уже, наверное, уже больше пяти часов утра. Я ввалилась в родную квартиру, не зная даже, кто из наших соседей дома. Дома была, кажется, одна Варвара Николаевна, остальные разъехались по дачам.
Татьяна Львовна Жданова - ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГОРАМ. Отрывки из книги воспоминаний
|
Сделать стартовой 
Поставить закладку 
Поиск по сайту 
Карта сайта 
Наши баннеры 
Обратная связь
